Приятель правды. Диалог идей

Теодор задумчиво сморщил лоб. А если бы вчера дал ему пару злотых, разве бы тогда… Нет, нет, ничего бы не изменилось, так он нищенствует ежедневно, прохожие ему что-то дают или не дают, это ни на что влияния не имеет, фоновый шум…

Каждый, кто имел несчастье беседовать с сумасшедшими, знает, что их самое зловещее свойство — ужасающая ясность деталей: они соединяют все в чертеж более сложный, чем план лабиринта. Споря с сумасшедшим, вы наверняка проиграете, так как его ум работает тем быстрее, чем меньше он задерживается на том, что требует углубленного раздумья. Ему не мешает ни чувство юмора, ни милосердие, ни скромная достоверность опыта. Утратив некоторые здоровые чувства, он стал более логичным. В самом деле, обычное мнение о безумии обманчиво: человек теряет вовсе не логику; он теряет все, кроме логики.

Вагон метро останавливается – моя станция.

Сумасшедший – это не человек, утративший разум. Сумасшедший – это некто, кто утратил все, кроме разума. Дождило. Зонтик выгнулся на ветру. Запах теплого дождя промыл ноздри. Теодор инстинктивно подсчитывал лужи, через которые перескакивал. На каждый перекресток выходило их парное число.

В институте все так же царил грипп, даже вахтер трубил в носовой платок. Теодор спустился в подвал, зажег свет, зонтик оставил за дверью. Проверяя институтскую почту, он мелкими глоточками пил кофе. За спиной в тени мерцали тысячи светодиодов.

Музей техники: машины пяти-десятилетней давности, уже устаревшие. Кто выкупит суперкомпьютер, предназначенный для управления накрывшейся пенсионной системой? Уж лучше передать его в подарок государственному институту и списать его виртуальную цену с налогообложения. И вот теперь они стоят, одни рядом с другими: тараны размытых логик, оптопроцессорные молохи, квантовые панцерфаусты, нейробегемоты… В холодной тишине днями и ночами они делят ноль на ноль.

Теодор работает хранителем этого музея, опекуном павших титанов. Это он их будит, когда появляется клиент с программой, которую нужно перемолоть. Теодор отвечает за техническую сторону и бумажные формальности. Только такое случается не часто. Бывают такие дни, целые недели, когда ничто не пробуждает повелителей ото сна, тогда больше интеллигенции кружит в контурах контроллеров рафинированной системы кондиционирования, чем в процессорах бинарных чудищ. Но Теодор постоянно чувствует их присутствие – они окружают его – и он чувствует тот чудовищный потенциал нечеловеческих интеллектов, замкнутых в элегантных коробках. Неужто у охранников ядерных арсеналов не проходит дрожь по спине, когда они прогуливаются между рядами атомных боеголовок, хотя тоже ведь холодных и бездействующих? Но поражает возможность. Восемь часов ежедневно среди мегатонных зарядов логики – с пальцем на кнопке взрыва знаний… Им следовало посадить сюда клинического кретина или, по крайней мере, заскорузлого гуманитария, вот он бы обладал иммунитетом. Ибо Теодора все это разъедало день за днем, месяц за месяцем, незаметно, начиная с банальных шуточек, через возвращающиеся вопросы и мечтания, вплоть до первых тстов и запускаемых ночью бесплатных AI. Можно ли быть одержимым разумом и холодной логикой? Машины стоят молчаливые, мерцая светодиодами. Пустота в их не имеющих дна памятях требует заполнения, а Теодор уже физически чувствует это сосание, чувствует где-то в задней части головы, на продолжении позвоночника, там образовалась небольшая черная дыра, вечно жаждущая вопросов, тайн и задач, которые необходимо разрешить. Упорядочить. Рассчитать. Преобразовать. Показать. Упорядочить. Упорядочить.

Этого невозможно было избежать.

Вынимая из несессера газету, Тео вновь наткнулся на распечатку Жании. Ему вспомнилась ее мина и тот исследовательский взгляд, с которым девушка поцеловала его на прощание. Он инстинктивно глянул через плечо на кремовый корпус квантового "Стигиана", перемалывавшего ретромутационную имитационную модель Завета. Жания, Жания. Если бы то была юношеская очарованность, самое начало знакомства, когда из гипофиза изливается окситоцин, и сам вид любимой вызывает органическое удовольствие, он мог бы скинуть эту слабость на нейрогормоны и грубую химию. Но вот сейчас – не мог понять.

Теодор садится на своем посту, откладывает нессесер, подвигает к себе клавиатуру. Вписывает пароли, открывает менеджер "Стигиана". Софт продолжает пахать на все сто процентов, ночью образец эпигенеза так и не был найден.