Принцип неопределенности

«В целях усиления борьбы с терроризмом… — Преамбулу Мокей привычно опустил и обратился к последним словам абзаца. — На восьмой странице заграничного паспорта должна быть вклеена фотография тещи его владельца или, в случае если обладатель документа женщина, ее свекрови». Все. Точка.

Несостоявшийся пассажир первого класса поднял на офицера ошеломленный взгляд.

— Это что, шутка?..

Замершая в дверях стюардесса смотрела на препиравшиеся стороны во все глаза.

— Шутка? — переспросил престарелый майор и пригладил ладонью порядком уже седые усы. — Какие могут быть шутки, гражданин? Мы здесь не груши околачиваем, а охраняем государственную границу!

Тем не менее Серпухин продолжал по инерции улыбаться. Спросил, едва сдерживая себя, чтобы не подмигнуть:

— А если человек, скажем, не женат?

— Но вы-то женаты! — легко отпарировал пограничник.

— Допустим! — неохотно согласился Серпухин, хотя и не понял, на чем основывается убеждение майора. — Но ведь есть и такие, кто не сует шею в петлю…

— Есть, — в свою очередь согласился майор и тяжело вздохнул, видно, подумал о чем-то личном. — На этот случай имеется специальное разъяснение. Пункт номер семь той же инструкции предусматривает, что на указанной выше странице должна быть сделана запись: «Тещи в наличии не имеется» — и поставлена круглая печать с гербом. Раз этого нет, значит, вы женаты, а тогда согласно инструкции в паспорт должна быть вклеена фотография матери жены отъезжающего…

— Или мужа… — в тон майору автоматически продолжил Серпухин, лихорадочно пытаясь оценить ситуацию и найти из нее выход.

— Правильно, — улыбнулся тот в пожелтевшие от табака усы и раздавил в пепельнице недокуренную папиросу, — если гражданин не гражданин, а гражданка! Видите, как все просто и логично….

Мокей видел. Его тренированный, нацеленный на анализ сложных ситуаций ум уже подбросил ему эффективное решение. Качать права и объяснять на повышенных тонах этому уроду, кто он, Серпухин, такой, судя по упертости погранца, было бесполезно, значит, следовало изменить подход на традиционный и многократно опробованный. Мило улыбаясь стюардессе, Мокей попросил ее удалиться и далеко не фигурально закрыл перед носом женщины дверь. Оказавшись, таким образом, один на один с майором, Серпухин опустился в обшарпанное кресло и, перегнувшись через стол, прошептал:

— Вас как зовут?

— Ложкин Василий Макарович! — ответил тот и почему-то тоже шепотом.

— Василь Макарыч, — продолжал Серпухин, окрашивая голос в тона повышенной доверительности, — тут такое дело! Речь идет о крайней необходимости, поэтому мне надо вылететь в Лондон сегодня же! Понимаете? Не завтра и не послезавтра, а сегодня! Мне кажется, мы договоримся… — Мокей достал из бумажника и положил перед пограничником несколько зеленых бумажек. — Здесь пятьсот долларов, на обратном пути я передам вам еще столько же. Идет? Клянусь, не обману! Я бы и сейчас, но деньги у меня на карточке…

Слушавший его внимательно майор откинулся на спинку стула. Улыбнулся в усы, но как-то не по-доброму:

— Взятку, сука, предлагаешь? Купить надеешься? Да если хочешь знать, из-за таких, как ты, кто родину изнасиловал, у меня вся жизнь исковеркана! А ты мне деньги суешь, гнида! Все, гражданин, освободите помещение! Паспорт ваш, как не соответствующий требованиям, изымается…

— Ну, извини, Макарыч, не хотел! — заспешил Серпухин, наблюдая, как майор убирает его документ в сейф. — Мамой покойной клянусь, нет у меня сейчас больше наличных, один стольник на всякий случай оставил! Слушай, пять тысяч тебя устроит? Пять! — для убедительности Серпухин растопырил перед носом майора пальцы.

Тот только покачал седой головой, улыбка быстро покидала его помятое жизнью и тревогами лицо. Мокей наседал:

— У тебя семья есть? Семья, говорю!

— Ну есть! — нахмурился майор. — Жена и две дочери…

— Вот видишь, — обрадовался Серпухин, — а ты их лишаешь достатка. Десять, Макарыч, зеленых! Прямо сейчас расписочку тебе и напишу, что должен, мол, брал взаймы и обязуюсь отдать! Любой суд взыщет, любой…

Серпухин засуетился, начал лихорадочно искать на столе чистый клочок бумаги. Пограничник стал медленно подниматься на ноги, отодвинул стул, как если бы для дальнейших действий ему требовалось больше пространства. Кулаки его сами собой сжались.

— Сто! — прохрипел Серпухин и вскочил с кресла. Бросился к майору и, только что не вырывая с мясом пуговицы, забился на его обтянутой кителем груди. — Сто тысяч, сто! Это же капитал, Макарыч, тебе таких денег вовек не заработать…

Ложкин легко отодрал от себя вцепившиеся в китель ручонки и оттолкнул Мокея так, что тот отлетел к двери. Плохо понимая, что делает, Серпухин открыл ее, замер в последней надежде на пороге.

— Миллион! — уже никого не стесняясь, почти кричал он. — Ты, придурок хренов, ты хоть понимаешь, что такое миллион долларов? Это же все, вообще все! Тебе, твоей семье, детям и внукам до гробовой доски!