Стефания лежит неподвижно, согнув ноги в коленях, закрыв лицо руками. И он с минуту, обернувшись через плечо, смотрит на нее в нерешительности, словно с чем-то борясь в душе… А потом все-таки срывается с подоконника вниз. Будто решил покончить жизнь самоубийством, рухнув с первого этажа на розовые кусты палисадника.
Сколько минут проходит в тягостной тишине, где только сердце Юлии, разрывая грудь и горло гневом, страданием и бессильной жалостью, грохает в ушах мучительно, невыносимо? Минута? Или полчаса? Потом, только потом становятся слышны другие звуки. Звуки жалобных, совершенно детских рыданий. И Юлия тихо входит в комнату, обставленную в стиле арт-нуво.
Зеркало над кроватью в изящнейшей раме отражает не менее изящную картину. Прямо иллюстрация Обри Бердслея к Уайльдовской «Саломее».
Юлия в черном халате Карлоса, с белыми перышками вместо волос сидит, поджав ноги на пышном, словно облако, покрывале. Рядом с ней, распластавшись на животе, лежит Стефания. И пальцы Юлии рассеянно ласкают шелк тяжелых темных волос.
Плечи Стефании - тонкие, девичьи плечи, такие же, как у нее самой, не переставая, вздрагивают в каком-то неизбывном, неутешном горе. И ядовитое, колкое понимание того, что при всей своей силе и искренности ее сострадание не имеет смысла - потому что она ничем, совершенно ничем не может помочь этой хрупкой девушке, разъедает глаза. Впрочем, так же, как никто не может помочь ей самой… И потому Юлия, впервые за это время, плачет так открыто, горько и безнадежно.
В гуле, все-таки начавшегося урагана, совсем не слышно, как две женщины, понимая друг друга без слов, льют слезы в тягостном предчувствии чего-то неизбежного.
Глава 21
- Ну, что? Ты восполнил силы?
- Боюсь, ненадолго…
- Так, в следующий раз, выпей побольше крови у кого-нибудь!
Он смотрит странно и недоверчиво. Словно младенец вдруг произнес формулу ядерной реакции.
- Ты такая кровожадная?
- Я же тебе говорила, что я чудовище…
- Даже, если это будет сеньор Мигель?
- Что ж… он сам виноват. Надеюсь, он съест перед этим хороший кусок говядины!
Она забыла, кто она. И поняла, что счастье - это когда ты не знаешь, кто ты. Или тебе это все равно.
Родители, Москва, тот, кто остался там, не пожелав разделить с ней эту поездку… дом, работа, друзья, неудачи, надежды - все это в прошлом… Какое сегодня число? Какой день? Сколько она уже здесь - неделю, месяц или несколько часов? Не важно.
Важно, что он сидит здесь, возвышаясь над ней в своем черном халате, широко распахнутом на груди, расслабленно откинувшись в кресле. И что она, совершенно голая, покоится на мягком ковре у его ног. Она задумчиво курит, периодически макая кончик сигары в вино. Оранжевое пламя камина плещется в ее бокале миллионами золотых рыбок.
А еще важно, что ветер все усиливается, с каждой ночью становясь холоднее. Так, что сегодня вечером, даже пришлось затопить камин. И серые облака несутся по темно-фиолетовому небу. И его пальцы, не холодные и не теплые, рассеянно ласкают ее подбородок, шею и рот, влажный от вина.
- Как долго ты живешь?
- По мне - так уже слишком…
Не стоило и надеяться. Ответа не будет. Опять. Как всегда, когда она хочет узнать что-то важное, вокруг чего крутятся ее мысли. От чего, она уверена, зависит и разгадка, и спасение и… жизнь.
- Но ты и вправду - бессмертен?
- Похоже, да…
У Карлоса явно веселое расположение духа. А в таком настроении он склонен шутить над серьезными вещами, обычно вызывающими в людях почтение. Такими, например, как тайны мироздания. Или вечность. Или - бессмертие.
- И тебя никак нельзя убить?
- Хочешь попробовать?!
- Нет… просто интересно. Ведь есть же способы…
- Осиновый кол? Серебряная пуля? Отсечение головы освященной сталью?
- Ну, вроде того…
- Не знаю, - он выразительно поднял брови, - не пробовал…
Дон Карлос легкомысленно пожал плечами. Но зато с очень серьезным видом прикоснулся к ее груди - так, что она невольно вскрикнула, прикрыв глаза от острого наслаждения.
- Значит - никак.
- Похоже на то.
- И нет никакого способа умереть? Никак и никогда?! Даже если ты сам захочешь…
Он отводит руку от ее тела. И сразу становится одиноко и тоскливо.
- Я, возможно, хочу уже давно…
- Прости… я не стремилась… тебя расстроить, просто…
- Есть существа… - Говорит он, словно не слышал сбивчивых извинений. Глядя на то, как вино в ее бокале играет красками в отсветах огня, -…их очень мало. То есть они крайне редки. Существа с таким составом крови, что если я выпью ее, то гарантированно перестану быть.
- Значит, если когда-нибудь тебе встретится такое существо, и ты его… укусишь - то…
- Да, - уверенно кивает он:
- …но штука в том…
- В чем?
- Нужно еще, чтобы я захотел его укусить.
Тишина, воцарившаяся в комнате после этого исчерпывающего ответа, нарушается лишь потрескиванием дров в камине. И звуками поцелуев, которыми они обмениваются, забыв обо всем остальном.
- Да! Я принес тебе подарок!
- Еще один?
Ей вполне достаточно ключа, который висит на шее, на шелковом шнурке, как ошейник, привязывая ее к хозяину.