Чтобы пролить дополнительный свет на бесконечную важность литературного стиля, я считаю полезным привести здесь для сравнения первые строки романа Джонатана Франзена «Поправки», лауреата Национальной книжной премии США 2011 года, который получил высокую оценку за свой новаторский стиль:
Хотя я понимаю, что у меня нет верительных грамот, подтверждающих, что я – литературный критик, для меня этот текст звучит как мучительно показное проявление школярства многообещающего, но самоуверенного второкурсника Гарварда. Возникает ощущение, что как литературное произведение эта длинная книга не сможет подняться со взлетно-посадочной полосы. Конечно, некоторые считают, что сможет, но для меня это не так. Мне кажется, романы Франзена характеризуются хорошо сымитированной узнаваемостью. Их главные герои продираются через хаос из торговых марок, неопределенных технических терминов, философских аллюзий и всего остального, на что наткнулся автор в своих размышлениях и что он смог добавить к своему литературному супу из топора. Эти романы относятся к категории, которую критик Джеймс Вуд назвал истерическим реализмом. В этом турбулентном потоке сознания присутствует крайне мало понимания или даже просто интереса к глубинам и корням человеческой природы.
Но теперь позвольте мне сказать о том, что мне представляется действительно ценным в «Поправках», а также в последующих хорошо известных романах Франзена «Свобода» и «Безгрешность» и других подобных постмодернистских произведениях. Это этнографические, можно сказать, подробнейшие описания личностей и историй неблагополучных семей Среднего Запада США. Конечно, по-другому это называется сплетнями – Франзен вообще звучит так, как будто он ваш болтливый друг. Видимо, поэтому люди так любят биографии и романы, написанные от первого лица. Этот вид наслаждения является врожденным и очень дарвинистским: он развился из уже упоминавшихся бесед у костра в эпоху палеолита. Постмодернистские произведения и, если на то пошло, то и вся повествовательная литература делают то, чего не может наука: они обеспечивают нас детальными снимками сегмента культуры в определенном месте и в данный момент времени. Произведения – это фотографии, которые навсегда сохраняют не только людей, какими они хотели казаться, какими они выглядели или даже какими они действительно были, в том числе сохраняют их костюмы, платья, позы и выражения лиц. Но самое главное – они сохраняют их дома, их питомцев, их повозки, их тропы и улицы. Невозможно оторваться от старейшей сохранившейся фотографии, сделанной Жозефом Нисефором Ньепсом в 1826 или 1827 году (точная дата неизвестна) – на ней изображен будничный вид на крыши городка в Бургундии. После этого снимка фотографы запечатлели уличные сцены и даже пешехода, стоящего на тротуаре на пустой улице. Зачем он там стоит, для чего, когда это было? Конечно, удивительно, как далеко во времени может унести вас эта фотография. Она была сделана еще в то время, когда Линкольн и Дарвин были подростками, Флориду покрывали джунгли, и никто из европейцев не знал, где находятся истоки Нила.
Прекрасные романы и старинные фотографии – это пиксели истории. Вместе они создают образ бытия, в котором на самом деле пребывали люди – день за днем, час за часом (а в случае литературы сохраняют чувства, которые они переживали). Наконец, они отслеживают некоторые – с очевидностью, бесконечные – последствия, которые рождает это бытие. Вот почему мы так ценим Пруста, и почему мы отводим Джону Апдайку его место в пантеоне славы – за блестящий анализ образа жизни и слабостей, как сказал сам Апдайк, американского протестантского провинциального среднего класса – в частности, в конце XX века.