Происхождение видов

- Мы в самом начале. Вы все это хорошо знаете. Конечно, шум стоит немалый вокруг наших исследований, и в нем как-то теряется тот факт, что мы пока что лишь в самом начале. Конкретная история, как более или менее оформившаяся научная дисциплина, существует каких-то пятнадцать лет, причем первые два года мы почти что топтались на месте, осторожно проникая в неведомые ранее пространства осознаний, формируя критерии достоверности, технику безопасности, приемы страховки, способы фиксации наблюдений и упорядочивания их. Создавался банк данных, совет экспертов, формировались первые исследовательские группы. Говоря откровенно, мы и до сих пор не совсем ясно себе представляем – что же именно мы исследуем, и совершенно не представляем – какие перспективы перед нами могут открыться уже завтра, уже сегодня! Я уверен, что эта ясность будет расти по мере того, как мы будем получать все новые и новые данные, а пока что нам остается просто работать с наслаждением и предвкушением, проводя погружение за погружением, поскольку как бы неопределенно ни были сформулированы наши цели, методы и даже сама область исследований, бесспорным остается то, что мы получили доступ к совершенно необычным восприятиям, и реальность этих восприятий, определенная их насущность для наших жизненных приоритетов, несомненна.

Речь Менгеса становилась все более энергичной, сдержанная жестикуляция подчеркивала его внутреннее напряжение. Иногда его взгляд убегал поверх голов слушающих, и тогда особенно отчетливо казалось, что он обращается к большей аудитории, где-то там – за спинами его коллег.

- Сразу два крайней интересных момента. – Голос Менгеса потерял торжественную напряженность, лицо приобрело выражение собранности. – Да, сразу два, почти одновременно. Причем… удивительно, но они связаны друг с другом… сейчас сами поймете. Первое – от группы Джея Чока из Сипадана, Борнео.

- Джей – он же из коммандос! – радостно-щенячий голос Торы разорвал речь Менгеса.

- Да. Им удалось пробиться к началу революции. – продолжил Менгес. - Это, конечно, интересно и само по себе, ведь столько усилий было приложено к тому, чтобы пробиться к тем фиксациям, но личности, определявшие ход революции, стоящие у ее истоков, выработали в себе такую цельность, такое сцементированное единство желаний, что это, судя по всему, и создало барьер. В те годы речь шла о жизни и смерти, причем смерти гораздо более отвратительной, чем просто физическая смерть. Перед ними стоял выбор, который сейчас перед нами уже не стоит – или отвоевать свое право жить в озаренных восприятиях, или смириться, загнить, превратиться в то удушливо-отвратительно-ненавидящее месиво, каким был обычный взрослый человек того времени, умирающий от своего гноя задолго до достижения столетнего возраста. Мы сейчас в основном гораздо более мягкие, поскольку задача выживания перед нами не стоит с такой остротой. Сейчас уже любому школьнику известно, что озаренные восприятия плюс уверенность-500 продляют жизнь далеко за пределы того, о чем даже не могли мечтать наши далекие предки, и наш основной противник – довольство, поэтому, видимо, мы и не можем пока интегрировать восприятия тех борцов. Так что неудивительно, что именно группа, состоящая из коммандос, добилась успеха – они там у себя с самого начала бьют по довольству. Еще успеху способствовало то, что вместо того, чтобы пытаться проникнуть в то время, когда борьба вошла в активную фазу, акцент был смещен на более ранние фазы, фактически на самое начало, когда их индивидуальности еще не были столь закалены.

Менгес развернул паутину голографического экрана, и продолжал говорить, разыскивая нужный инфокристалл.