Проклятый эксперимент. Магиня

В Лодере магиня лучше всего запомнила именно свою комнату, туда и открыла путь. И пока она переодевалась и укладывала в прихваченную с собой бельевую корзину платья, дорин бродил по комнате и внимательно изучал детскую, где каждая вещь говорила о нежной любви, с какой тут ждали ребенка.

— Теперь я окончательно поверил, — глуховато произнес он, погладив розового пушистого зайца, — что Экард тебе отец, и осознал, как ему было больно. Пообещай, любимая, вспомнить обо мне, если, не допусти боги, будешь когда-нибудь перед таким же выбором, как твоя мать.

— Тай, любимый, — бросила платье Лиарена и кинулась к мужу. — Не волнуйся, я и сама так думаю…

Больше говорить ей ничего не пришлось, все слова смело лавиной горячих поцелуев и нежных объятий.

Из туманного пути супруги вышли в комнатах Дильяны, и, как выяснилось, не ошиблись: Витерн тут же встал с дивана и заявил, что именно их и дожидается. Преодолев несколько десятков шагов по широким и чистым коридорам и лестницам обители, маг остановился у широко распахнутой двери в зал и сделал приглашающий жест рукой:

— Входите, вас ждут.

— А тебя? — настороженно глянул на мага Тайдир, входя в зал. И на мгновение остановился, рассмотрев гостей. — Ого, да сюда собрали правителей всех дорантов!

Лиарена разглядывала людей, сидевших за расставленными широким кругом столами, и начинала понимать, насколько значительное событие здесь намечается. В зале присутствовали все дорины, которых она когда-либо встречала в доме приемных родителей, и еще множество незнакомых ей людей. Большинство явились с женами и с советниками, этих можно было отличить по отсутствию на груди родовых амулетов власти. Дорин Симорн с женой тоже были здесь и, поднявшись со своих мест, уже поспешно пробирались к Лиарене.

— Матушка! — бросилась магиня навстречу дорине Майрене, та крепко обняла дочку, заглянула в сияющие счастьем глаза и, облегченно вздохнув, смахнула слезинку:

— Худая-то какая! И вестей не шлешь!

— Ну матушка, ну не нужно… я теперь буду чаще приходить, — виновато шептала Лиарена, пока мужчины приветственно хлопали друг друга по плечам.

— Мне и весточки довольно, ты теперь занята. И дом, и сын, и дела обители — нам тут кое-что порассказали, — не выдержав, все-таки всхлипнула та. — Но не Дили, не переживай, она тебя никогда не выдавала.

— А зачем нас сюда собрали? Экард ничего не объяснил.

— Так ведь выборы в совет старейшин. Прежний совет распался, пятеро разом ушли с постов. Трое попросились на покой, а еще двоих будут судить, но про это вы наверняка лучше нашего знаете, — с легкой насмешкой намекнул дорин Симорн. — Садитесь ближе к нам, боюсь, сегодня выборы будут нелегкие. Прежние-то старейшины сильную поддержку от соседей имели…

Он не договорил, заметив проходивших мимо мужчин со знаками южных дорантов на плечах, и Лиарена отлично поняла опасения приемного отца. Если большинство доринов останутся недовольны сегодняшними выборами или возмутятся причиной ухода с поста надежных покровителей, то в стране непременно вспыхнут волнения. И это может закончиться для северных дорантов очень серьезными неприятностями, ведь большинство их мужчин сидят по крепостям и болотам.

Тайдир подхватил жену под руку и повел вслед за тестем к облюбованному им столу, по пути пытаясь понять, почему магистры собрали совет именно в обители, а не в Лодере, как раньше. Разумеется, с одной стороны, магам это удобнее, а с другой — как бы не начали некоторые упорные почитатели старинного договора обвинять хозяев в самоуправстве.

— Все собрались? — спросил где-то под потолком звонкий голос, и шум мгновенно стих.

— Все, — спокойно ответил Экард, и его ответ тоже странным образом усилило эхо.

Магистр неторопливо прошел к стоящему в центре зала возвышению, на котором стояло одно-единственное кресло и небольшой столик, поднялся по ступенькам, встал посредине и с высоты в полтора человеческих роста сурово оглядел присутствующих:

— Все меня знают? Я дорин Экард Ирстон, правитель восточного доранта.

— Ты отшельник Экард, — негромко буркнул кто-то, и все присутствующие невольно замерли, когда эти слова звонко повторило поселившееся под потолком эхо, а над стулом говорившего вспыхнул яркий светлячок.