- Поедем на юг? - спросила она обрадовано.
- Нет, - ответил он, подумав. - Там сидишь слишком долго. Не выдержу безделья. Махнем на недельку за город. К твоим.
- На недельку, так на недельку, - согласилась она.
Когда они тащились с раздутыми сумками к электричке, на перроне встретили Чинаевых. Загорелые, довольные, те вывалились из вагона, таща упирающегося добермана, который явно предпочитал жить на природе подальше от города.
Чинаевы лицемерно расцеловалась с Машей, мужчины обменялись сдержанными поклонами. Чинаева с ходу затараторила:
- Мы выбирались на выходные!.. Всего два дня, а как отдохнули, как загорели! Все-таки лето проводить надо на своей даче.
- Мы выезжаем часто, - ответила Маша мило. - У Саши труд творческий, ему работать можно где угодно, был бы карандаш и бумага.
Это был ответный камешек в огород Чинаевых, которые при всем своем фантастическом окладе главы семьи тем не менее привязаны к месту службы: от и до, на дачу можно только в выходные
- Творческий - это замечательно. - лицемерно восхитилась Чинаева. Кстати, перед отъездом мы вот тут повстречали одного писателя... Орловский, не слыхали?
- Орловский? - удивились Ламповы в один голос.
- Он самый, - сказала Чинаева с ядом в голосе. - Красивый такой, энергичный! Только-только приехал, шел с фирмовым чемоданчиком, весь в импорте. Еще дорогу у нас спросил... Говорит, отныне будет здесь жить. Жить и творить, как он выразился.
- Вы уверенны, - спросил Лампов ошарашено, - что это был Орловский?
- Уверена, - ответила Чинаева победно. - Он же так и назвался. Современный такой, раскованный. И красивый: как глянет своими глазищами, так в дрожь бросает, а внутри бежит такое сладкое, легкое... Даже имя у него замечательное, победное - Гай Юлий!
Уже вскочив в вагон, Лампов трясся от смеха:
- Ну и дали!
- Не смейся над людьми, - заступилась жена. - Завидуют, вот и стараются чем-то ущемить, придумывают знакомства с несуществующими писателями. Видно, попалась им на глаза эта повесть. Будь к людям снисходительнее...
- Да это я так. Орловский, надо же!
У родни пробыли три дня. Больше Лампов не выдержал - умчался в город к пишущей машинке. Жена уговаривала побыть еще, клялась, что сама привезет ему "Эрику", но его тянуло в тесный кабинет. На природе много помех: сад, пасека, гостеприимная родня, домашняя живность - все это украшает жизнь, но отвлекает от работы.
Он трудился с недельку в одиночестве. В конце месяца вышли два номера с его рассказами, то бишь - Орловского, и Лампов равнодушно бросил деньги за публикации в стол, на журналы даже не взглянул.
Жена приехала загорелая, радостная, с двумя корзинами деревенской снеди. Тут же кинулась кормить его: исхудавшего, почерневшего, заговорила с завистью:
- Чинаевы нос дерут не зря... Все-таки надо иметь свою дачу.
- Тебе не нравится у твоих родителей?
- Не очень, - призналась она. - Я бы по-другому разбила сад, посадила бы цветы и клубнику, не стала бы держать кур, что так пачкают двор...
- Там еще немного пришло, - сказал он рассеянно, все еще находясь во власти белого листа. - В столе на кухне.
С этого дня жена мягко, но настойчиво урезала творческую часть дня, "чтобы не загнулся", отмыла, откормила, уже через недельку он снова выглядел сносно, а от вечерних прогулок - жена настояла! - порозовел, стал засыпать сразу.
Однажды жена вернулась из магазина веселая, рассказала с порога:
- Встретила Майку. Говорит, что Гай Юлий Орловский, писатель, раздавал автографы прямо на окружной дороге! Яркий такой, высокий и цыганистый, а глаза как маслины. Веселый.
- Опять Орловский? - удивился он.
- Да, - рассмеялась она. - Вот так-то, дорогой... Ты вкалываешь, а раздает автографы он!
- Молодец! - рассмеялся он.
- Вот, оказывается, как создаются легенды!
Он обнял ее, с удовольствием поцеловал в прохладную с улицы щеку. Что ни говори, а слухи об Орловском льстят. Слухи и сплетни говорят о популярности.
С интервалом в месяц, вышли одна за другой последние две повести. Естественно, тоже Орловского. Лампов велел машинистке перепечатать заново все три: пойдут под одной обложкой в издательстве. Весомый кирпичик, штук на двадцать, как раз на новую "Волгу", а то на стареньком "Москвиче" уже как-то неловко.
Все еще нарушал режим, сидел за пишущей машинкой подолгу, "каторжанился". Жена, чтобы как-то отвлечь, назвала гостей. Лампов вынужденно задвинул машинку в стол, одел галстук, приветливо улыбался и кланялся в прихожей, а из раскрытых дверей большой комнаты тянуло ароматными запахами, там выстроились бутылки с затейливыми наклейками.
Последней пришла Изольда, новая подруга Маши. Статная, породистая, очень красивая, она и Лампову улыбалась на всякий случай обещающе: кто знает его взгляды и запросы, а дружить с милой Машей ей хотелось без помех со стороны ее мужа. А еще лучше - при тайной поддержке.
Они расцеловались с Машей, Изольда отвела ее в угол и возбужденно затараторила: