Путь Отступника

– Результат действия получившихся некроликсиров можно предсказать с поразительной точностью, вплоть до секунды, в которую произойдет смерть. В эту ночь я заглянул в ваши сердца. Тем из вас, кто верит и преданно служит, нечего бояться, но те, кто предадут нас, кто будет ползать на брюхе перед тираном и продаст своих товарищей, чтобы слизать несколько крошек с его рук… – голос Эль’Уриака нарастал, усиливался с каждым словом. Наконец он встал с трона и взревел: – Пришло время расплаты за ваши преступления!

В амфитеатре воцарился пандемониум. Едва ли одна десятая часть гостей пала жертвой ужасных смертоносных составов, которые они съели или выпили, но те, кто был отравлен, умирали весьма зрелищными и болезненными способами. Несть числа было гибельным ядам, которые на протяжении эпох изобрели Темные Сородичи с их кошмарными талантами.

Философ-поэт Псо’кобор, не зная того, досыта наелся пантоферола и токотерика и насмерть истек кровью, когда каждый кровеносный сосуд в его теле взорвался, выпустив наружу облака жидкого красного тумана.

Ксеноторговец Майилэнидиан Вир жутко скорчился – его мышцы так свело спазмом, что кости начали ломаться. Он взвыл диким голосом, а позвоночник загнулся так далеко назад, что голова высунулась между колен, и только последний тошнотворный треск заставил его замолчать. Даже после смерти мышцы трупа продолжали извиваться и скручиваться, как будто живя своей жизнью.

Мирмидон Колаксиан вспыхнул, как сальная свеча под пламенем газовой горелки, и с него дождем полились капли горящего жира. Несчастный воин ковылял между столами, и его же товарищи отталкивали его прочь.

Надзирателя Азурнала поразила ползучая вариация стеклянной чумы. Прививание фагов, борющихся со смертоносным вирусом, не спасло его – их выборочно нейтрализовал изысканный салат, который он съел ранее. Полосы черного кристалла, пронизанного яркой зеленью, медленно ползли по его рукам и ногам, пока он звал на помощь, которая так и не пришла.

Архонт Слитийиус рухнул посреди своих телохранителей, пав жертвой врага, которого их клинки не могли остановить. Кожа начала сползать с него неровными комьями, и он вскоре превратился в кучу изъеденных костей и омертвевшей плоти.

И еще дюжина других умерла столь же страшными смертями по всему амфитеатру, так что все гости могли увидеть плату за неверность своими глазами. Повсюду звенели и вопли, и смех. Оставшиеся в живых верные союзники Эль’Уриака благодарно грелись в искрах погибающих душ, наслаждаясь неожиданно богатым и щедрым пиршеством. В центре всего этого, на возвышении у трона, стоял Иллитиан и чувствовал, как реальность истончается и все больше походит на готовый лопнуть воздушный шар.

– Прекрасная шутка, господин, – осмелился прошептать он. – Интересно, какие еще сюрпризы нас ждут?

Эль’Уриак по-волчьи улыбнулся, и в его глазах загорелся опасный огонь возбуждения.

– Я пока не решил, – доверительно сообщил он Иллитиану. – Возможно, еще состоится по-настоящему большой сюрприз.

Это существо снова было здесь и смотрело на него глазами Эль’Уриака. Оно знало. Оно знало, что Иллитиан его увидел, и ему было все равно. Оно будет использовать его по-прежнему, ровно до той поры, когда он перестанет быть нужным, и только тогда прикончит. И что он мог сделать, кроме как подыгрывать? Совершить смертельную ошибку и попросить о помощи Асдрубаэля Векта? Иллитиан попал в ловушку, накрепко привязанный к монстру, которого сам же и создал, и оба это знали.

– М… мой повелитель? – раздался поблизости тихий, испуганный голос. Эль’Уриак оглянулся и с некоторым удивлением увидел говорящую. Это была миропевица, которая откинула вуали и демонстрировала бледное лицо в ярких кровоподтеках. Она держала шкатулку с головой Анжевер, как будто это был младенец.

– Мой повелитель, могу ли я говорить? – нежно спросила Ларайин. Заинтригованный Эль’Уриак резко кивнул. – У меня тоже есть подарок для вас, сир, если вы соблаговолите его принять. Я могу отдать немногое, но это нечто, уникальное для Темного Города, и, возможно, стоящее интереса даже для обладателя столь обширных знаний, как ваши.

– Загадка? Хм, очаровательно. Хорошо, я принимаю вызов и сдаюсь. Расскажи, что это за таинственное сокровище, которым только ты можешь меня одарить.

– Песня, мой господин. Такая, какую мы поем в Мировом Храме Лилеатанира при рождении новой жизни, приветствуя ее в мире всего, что растет. Я спою в честь вашего возвращения, если вы мне позволите.

На лице Эль’Уриака отразилась скука.

– Если я захочу послушать плач рабов, то смогу и сам сыграть себе музыку.

Из рук Ларайин послышался шелестящий, как сухие листья, голос Анжевер.

– Нет, мой архонт, это не раб, голосящий в ужасе, а чистое сердце, изливающее радость за твои победы. Ты не слышал столь сладких песен с тех пор, как пал Шаа-дом, и всех моих сестер забрали.

Эль’Уриак не ответил, но старуха продолжала настаивать: