Рай и ад. Рассказы перенесших клиническую смерть

Меня привел Ангел на какое-то место, где был утес такой. Внизу пропасть. Поставил меня где-то недалеко от края утеса и сказал «подними руки (показывает), только внимание наверх, на Небо, и проси у Господа: «Господи, разреши мне спуститься на Землю для покаяния!» Я встал и говорю: «Господи, разреши мне спуститься! Как ты решишь, так и будет!» Ангел говорит, даже так хлопнул меня по спине (показывает), ощущение такое было… «не так! Громко, на весь мир!» Я снова: «Господи…». Он еще раз: «не так! На весь мир!» Я как закричал изо всех сил вот туда, на Небо.

Он говорит: «ну, теперь жди и никуда не отвлекайся! Никуда!» Я сто-стою, жду (показывает, держа руки поднятыми вверх), жду ответа. Оказывается, я не то, что уставать начал, там не устаешь, но чувство такое, что пора бы устать, появилось. И я начал немножко глаза опускать. Он тут же меня… опять мне поддал, говорит: «туда, только туда, только к Господу!»

Я стою, стою… И вдруг с Неба грохот, гром совершенно потрясающей силы раздался. Я присел вот так, схватился за голову (показывает), прижался… и только одна мысль была: «как Господь на меня прогневался! Какой Он гром на меня послал!» Сижу и думаю: «сейчас вообще, наверное, от меня не останется».

И вдруг кто-то подходит, и говорит: «радуйся!» Я говорю: «чему радоваться?» Но знаю, помню, что все принять, как решит… И думаю: «буду радоваться, даже сейчас». И тут он говорит: «ты что, не слышал?» И я вдруг понимаю, что я могу снова вспомнить этот грохот. Вот уже внутри себя, там память великолепно работает. И говорит: «слушай слово!» И я начинаю понимать, что вот этот гром потрясающей силы — это голос такой. И тут я пытаюсь схватить смысл этого голоса… и тут чувствую, что этот голос говорит: «разрешается ему!» Просто он такой силы, мощи, Он просто поставил меня в точку — кто я такой. Сразу все понял, масштабы (смеется), и что все-таки Он мне отвечает. Я сейчас Ему благодарен за это! «Разрешается ему спуститься на Землю!»

Нет, Бог больше никак не проявился, только звуком. Сильнейшей силы. Сильнейшей! Ну, гром такой совершенно… Что-то подобное бывает, когда прямо над домом гром. Когда не высоко, а низко, аж стекла задрожат. Вот что-то подобное. И все пронизывающее. И вдруг ко мне подлетает Ангел, начинает меня обнимать, похлопывать: «смотри, это же чудо какое! Господи, слава тебе!» Славит Бога. Вот, и я начинаю славить Бога. И вдруг, как бы, гроза уже пролетела, где-то там на расстоянии нескольких километров, еще раз громовый раскат, но уже который можно было воспринять, как сильнейший гром, но — показать ему, что ему положено! Такой смысл… Конечно, я так благодарен Господу! Да, сейчас покажем.

И мне показали. Мне показывали ад. Но я, приближаясь к аду, могу сказать только одно: и у ада есть врата. И когда подходишь к этим вратам, еще довольно задолго, при большом расстоянии: километр, полтора, два, может быть даже три… Ну три — нет, километра за полтора. Видишь эти врата вдалеке, и при приближении к вратам начинает меняться атмосфера. И вдруг выясняется, что ты пребывал в золотой этой атмосфере, и что ты пребывал в атмосфере веры, надежды и любви. И что вдруг надежда начинает пропадать. Первая такая «ласточка», недобрая такая вот, первая весть. И, что интересно, надежда заменяется на чувство безнадежности. А чувство безнадежности вызывает совершенно особое действие в человеке. Оно его связывает. И заставляет свернуться буквально в какую-то куколку, комочек. Потому что новая мысль — ты не надеешься, что додумаешь ее до конца. Додумывая ее все-таки до конца, ты не надеешься, что можешь ее выполнить. Желая шагнуть, ты не надеешься, что земля тебя удержит при следующем шаге.

И, поэтому, в результате, осознавая безнадежность — вот это новое чувство, которое буквально входит, пытается войти в тебя, когда ты приближаешься, поэтому оказывается, что тебе думать даже нельзя, не полезно, потому что ты не додумаешь, а если додумаешь и начнешь действовать, то ты не то сделаешь. Безнадежность связывает так сильно, что ты даже шагнуть не можешь, подумать ничего не можешь. Ты перестаешь думать, перестаешь шевелиться, и… в этом состоянии нет никакой надежности… да, какая-то безнадежность, безысходность.

И когда я это понял, я, конечно, уперся ногами, вот так вот. Меня толкают, а я уперся: «дальше не пойду!» Смотрю, оттуда уже бегут некие существа: «о, это наша, ха!» И я вижу, что они настолько мерзкие, гнусные, что близко не может быть, и они хотят ворваться в меня, вовнутрь, и распотрошить, так сказать, все мои понятия, добрые или злые, но распотрошить по-своему. Как рыбу распотрошить, даже еще больше. Съесть, что-то такое.