Рассеивая сумрак. Лекарь из трущоб

Переводя взгляд с одного лесного на другого, Нуска начал осознавать, что в центре всеобщего внимания далеко не связанный Син, а именно этот ребенок.

Холодный пот медленно заскользил по спине и рукам. Лекаря зазнобило. Он отчетливо вспомнил запах горящего мяса из своих снов.

Все выкрикивали непонятные Нуске слова.

Аота! Аота! Фим-йа! Аота! Аота! Фим-йа!

Девочку, видимо, звали Фим. Толпа вздымала руки к небу и вглядывалась в затянувшиеся тучами небеса.

Меж восторженных морд Нуска смог разглядеть лишь одно лицо, на котором застыло выражение, полное ужаса. Это была женщина с такими же, как у девочки, рыжими волосами, преисполненная природной красотой и грацией. Она держала сцепленные руки у груди, словно молилась духам, а ее ногти до такой степени впивались в кожу, что все предплечья до локтей были перепачканы кровью. И тут ее полубезумный взгляд обратился к Нуске. В эту секунду лекарь подумал, что никогда в жизни не сможет забыть это красивое лицо, обезображенное бессилием.

Когда невозможно противостоять судьбе. Когда ты слаб перед будущим и обстоятельствами. Когда тебе не остается ничего иного, кроме как повиноваться желанию толпы. Вот она – несвобода. Вот оно – горе. Отражение истинного зла, ступившего на землю из самой бездны.

Нуска одновременно знал и не знал, что будет дальше. Он стоял, чувствуя, как в его груди подымается ураган. Как его глаза наливаются кровью, как он испивает собственную кровь, стекающую с губ по подбородку.

Девочку, которая все еще ничего не осознавала, начали привязывать к дымящемуся костру. Она закашлялась, но только склонила маленькую голову.

Перед глазами у Нуски словно пронеслось несколько жизней. Он видел эту маленькую девочку взрослой прекрасной женщиной, охотящейся в тени деревьев. Он видел ее, качающую на руках собственных детей. А затем она превращалась в сморщенную старуху, со слабой улыбкой плетущую игрушки для внуков.

И одновременно видел исход для них. Как Нуска тратит последние хрустали, чтобы спасти это дитя. И как истерзанное в пытках тело Сина рубят на части, чтобы поджарить к ужину Нирке-йа.

Нуска отвернулся, слыша, как девочка начинает хныкать от жара и звать мать. В толпе послышался шум, а затем безумные возгласы женщины:

– Фим! Фим! ФИМ!

Нуска осел на землю и заткнул уши руками. Он не должен это видеть. Он не должен это слышать. Он не часть этого племени! Он не виновен в ее смерти! Если он сделает вид, что ничего не видит, то все это прекратится, а они с Сином смогут спастись!

И тут его схватили за плечи. Нуска резко обернулся и увидел, что безумная мать бросилась к нему – единственному во всей толпе, кто не был равнодушен к происходящему. Лекарь попытался отшатнуться, пытался не смотреть в лицо этой лесной, но игнорировать отчаяние в глазах женщины был не в силах.

– Нуска-йа! Ты же Нуска-йа?! Я знала твою мать! Я знаю тебя! Я помогла тебе бежать в День Заката! Помоги, Нуска-йа, помоги моей дочери!

Внезапно женщина разразилась рыданиями и сползла на землю, вцепляясь в траву окровавленными руками, которые разодрала в мясо.

А сам Нуска ощутил в душе леденящий холод и спокойствие. Он утер губы, но лишь сильнее размазал кровь по лицу. Его ладонь аккуратно легла поверх скрюченных пальцев женщины – под его рукой затеплился свет и все раны тут же затянулись.

Женщина умолкла и запрокинула голову, посмотрев на лекаря.

Перед ней уже был не тот Нуска, что только что зажимал уши и был готов рыдать наравне с ней, разделяя ее горе. Перед ней был Нуска, который отринул страх и сделал выбор.

– И вы смеете называть себя племенем Орла? – негромко начал он, вскинув голову. Все смотрели на него и мать Фим, но, когда Нуска заговорил, взгляды лесных жителей переменились. – Путь свободы? Какой свободы? Вы хотите назвать свободной эту женщину или этого ребенка?!

Девочка уже вовсю заливалась слезами, чувствуя, как за спиной разгорается пламя. Нуска, не колеблясь, вышел на середину поляны и обвел толпу взглядом.

– Ты не должен вмешиваться в наши традиции, чужак! Хоть ты и из лесного народа, но откуда тебе знать, что для нас правильно? – выкрикнул мужчина, чье лицо невозможно было разглядеть. Остальные поддержали его воплями.

– Верно! Ты – приспешник hain`ha! Ты не имеешь права говорить нам, что мы поступаем неправильно!