Рассказы

Сметливая Рива, прожившая с Зямой в одном подъезде, давно уже рассмотрела и раскусила его психологические особенности. И, спускаясь по трапу, скомандовала:

— Ты только улыбайся, пожимай руки и подписывай. А я тебе буду подробно переводить.

— Подробно не надо, — попросил Зяма.

Достаточно было нагрузок, которые предстояли его рукам: подписывать, пожимать!

Супруга адвоката протянула цветы Зяме. И сопроводила их белозубостью, охватившей все ее лицо без остатка. А сам адвокат жизнерадостно вручил букет Риве:

— Это — жене!

Рива вспыхнула, словно обожженная внезапной идеей.

— Пока я еще только невеста! — сообщила она. Ибо, как предупреждала Берта Ароновна, умела хватать на лету. В данном случае она решила схватить ее сына.

— Невеста? О'кей!

Адвокат столь одобряюще хлопнул Зяму по плечу, точно и сам не прочь был жениться на Риве. А супруга его вновь превратилась в сияющее белозубие.

— Наш дорогой наследник с английским языком совсем не в ладах? — спросил адвокат.

— Мой жених абсолютно все понимает. Но разговорный, увы, не постиг, — уточнила Рива.

Зяма закивал и заулыбался. Адвокат же вновь воскликнул «О'кей», будто знание родного ему языка как бы «наполовину» было явлением положительным.

— Мы замыслили скрепить свой брак в стране, где жила двоюродная бабушка моего жениха и тетя его мамы.

Рива уже не просто хватала, но и захватывала. Зяма опять закивал. Адвокат воскликнул: «О'кей!»

— Я сказала, что ты любил свою бабушку. И выражал эти чувства в письмах, — перевела Рива Зяме. — Что ты желал не наследства, а долгих лет ее жизни…

Зяма вздохнул.

Кроме своей некрасивости, Рива обладала и другими достоинствами. Проистекавшими из достоинства основного… Ее, например, можно было без малейшего риска оставлять с мужчиной наедине. Она и попросила поселить их с Зямой в одном гостиничном номере. Хоть и в разных его комнатах.

— Нам необходима близость, — сказала она адвокату. И пояснила: — Душевная! А также и деловая…

— О'кей! — согласился он.

— Так разумней, — сказала Рива наследнику. — Вдруг тебе позвонят — и станут изъясняться на языке, которого ты… ни бум-бум!

Наследник не возражал. Мама приучила его к покорности.

Соблазнять Зяму Рива, конечно, не собиралась. Она хранила свою, не по ее вине затянувшуюся, девственную нетронутость для первой супружеской ночи… о которой Зяма еще не догадывался.

Его мужскую нетронутость оберегать не пришлось, так как ее уже не было. Связи у Зямы случались… Но связывала и развязывала Берта Ароновна.

— Веди себя культурно… Пригласи девушку в кино, — предписывала она. — А потом проводи домой. Пусть покормит тебя! Так как будет, я догадываюсь, уже поздно, можешь остаться. Не навсегда, конечно… а до утра. Только не вздумай увидеть в ней будущую жену!

По поводу Ривы Зяма подобных указаний не получал. Мамино предписание было иным:

— Ничего сам не делай! Во всем доверяйся ей… Иначе ты можешь не то сказать или не то — тьфу-тьфу-тьфу! — подмахнуть на бумаге. Помни: Рива все хватает буквально с ходу.

Воспитанный в послушании, Зяма сам ничего и не предпринимал. Характер и воля от бездействия по-прежнему дистрофировались. И как ни поразительно, ему это все более нравилось: он был освобожден от решений, поступков. Вынужденный поступок состоял в том, что он освоил иврит: чтобы можно было воспользоваться инженерным дипломом.

— Всем, чем можно воспользоваться, надо воспользоваться! — проповедовала Берта Ароновна.

Рива же, наоборот, скопив, подобно Зяминой бабушке, несметный запас женской энергии, перерабатывала ее в энергию изощренной находчивости. При этом любому поступку своему она находила благородное объяснение: разве такому неумехе, как Зяма, с кем-нибудь будет удобней, чем с ней? Нет, не о себе она пеклась, а о Зямином благоденствии. И дарила ему себя. Правда, за два с половиной миллиона… Но есть ли цена у семейного счастья с той, которая способна все хватать на лету!

На следующий день утром в гостиницу нагрянули адвокат и корреспондент вечерней газеты, делавший вид, что интервью с Зямой — это звездный час его журналистской карьеры. Почтение, разумеется, было обращено к внезапному обладателю миллионов, хотя могло показаться, что к Зяме из Тель-Авива.

Закулисным исполнителем Ривиных планов был тетин и бабушкин адвокат. Еще в аэропорту Рива шепнула ему заветную фразу… На разных языках та фраза звучала, безусловно, по-разному, но смысл ее воспринимался везде одинаково: «Я в долгу не останусь!» Расплачиваться Рива при своей скромной внешности могла только купюрами.

— Что вы предпочитаете: вопросы-ответы или свободный, раскованный диалог? — спросил журналист.

— Мы — за свободу! — ответила Рива. Похоже, она вновь изготовилась что-то схватить. — И не включайте свой записывающий аппарат: он собьет моего жениха с мысли. Зяма еще не привык давать интервью. Записывайте, пожалуйста, сами…

Она взмахнула рукой, как властной дирижерской палочкой, — и Зяма заговорил. Текст, сочиненный Ривой, он заранее вызубрил в гостиничном номере — и потому произносил его хоть и вяло, но гладко: