И тут что-то случилось. Казалось, он приехал туда, куда ехал очень долго. Было нежаркое время, когда солнце думает, начать ли ему свой путь на запад, и освещает землю ласковым рыже-жёлтым светом. А земля светится и сама. Городок сразу стал добрым, он и не смог бы себе объяснить, почему это слово пришло ему на ум. Медленно, чтобы не спугнуть это чувство, он направился к гостинице, вывеску которой заметил ещё подъезжая. Обеднев на восемьдесят копеек, он уже поднимался по скрипучей лестнице на второй этаж. В лестнице было что-то родное, будто по ней попал в знакомую с детства сказку.
Дежурная старушонка вручила ему гигантский амбарный ключ от комнаты, казавшейся огромной, с десятью кроватями, столом, застеленным белой скатертью, и добротными скрипучими шкафами. Хозяйка застелила постель и растворилась в воздухе.
Чтобы успокоиться, он сел на скрипучую кровать (сетка тотчас прогнулась, бросив его ноги вверх), раскачался, а потом, решительно задвинув рюкзак в угол, встал и спустился на площадь. Там безмятежно грелся на солнце базар — два параллельных прилавка и дюжина женщин, лениво переводивших взгляд с куриц, копошащихся в грязи, на свои яблоки. Крайняя, весёлая толстая баба, взвесив ему кило грушовки за двугривенный, подарила ещё и авоську.
Хрустя кисло-сладкой грушовкой, он шёл по нешироким улицам. Городок — нельзя было назвать его иначе, стоял весь золотой. Здесь не было дома выше двух этажей, а на главной площади осколками оштукатуренных стен белели холмиками курицы. Около Доски Почёта лежала корова, похожая на ленивую сонную собаку, с серьгой-репейником в ухе. Прямо от площади начинался спуск к реке, плыл противоположный берег, покрытый лесом, уже без домов и людей.
Улица вела его вперёд, мимо маленькой типографии с выцветшей местной газетой на стенде, мимо магазинчиков и контор, а спустившись вниз по вильнувшей вдруг в сторону улице, он обнаружил бьющий в срубе ледяной родник, зачерпнул воды, застудил ладонь и пошёл дальше.
Наконец он начал понимать, что только сейчас пришло к нему удивительное чувство хозяина над своей жизнью, чувство силы и веры во что-то лучшее.
Дорога внезапно вынесла его в поле. Но за этот день он уже научился радостно удивляться таким неожиданностям.
Солидный мальчик сидел у последнего дома, на высокой куче струганых досок, увидев этого, по-настоящему солидного мальчика, он остановился и кивнул. Мальчик кивнул в ответ. Так они несколько раз повторили движения друг друга. Наконец, из авоськи появилось яблоко.
— Что это? — крикнул издалека молодой человек.
— Яблоко!
— Какое? — сразу же закричали с кучи.
— Круглое! — сострил он. Молодой человек, подтянув штаны, сполз по доскам вниз.
Они доедали яблоки, и длился страшный рассказ молодого человека о злобном псе Тузике, которому он, молодой человек, для смягчения злобного нрава (Тузика, конечно, а не солидного мальчика) читает сказки, сидя верхом на конуре. Потом, когда последнее яблоко исчезло, он встал, и, передав привет Тузику, двинулся дальше.
Негустой сосновый лес был отделён от реки широкой полосой мягкой, словно подстриженной травы. Выбрав место под одним, отдельно стоящим деревом, он, почему-то оглянувшись, опустился на землю, потом, снова оглянувшись, перевернулся на спину и стал смотреть в небо.
Он лежал неподвижно и чувствовал, как несётся с запада на восток Земля со своей немыслимой скоростью сколько-то там радиан в секунду, он не очень хорошо представлял, сколько, но ему нравилось думать, что очень много. Он ощущал, как растёт трава и колет его спину. Над ним летели спутники, а в противоположных краях земли стартовали огромные самолёты. Рёв турбин мешал ему, казалось, что он слышит шум их моторов, а надо было слышать совсем другое — то, как всплывают гигантские черепахи, те, что он видел в учебнике, и длинные их названия не мог запомнить; шаги австралийцев должны были наполнять его уши.
Обратная дорога была коротка. Он как-то сразу, минуя ту часть города, которая была похожа на деревню, попал на центральную площадь. Солнце уже село, но небо оставалось светлым, а кое-где зажглись фонари. Он ещё почитал объявления под фонарём (Продаётся коза. Возраст — четыре года. Продаётся автомобиль «Москвич», 20 лет), но вскоре нечто удивило его. Навстречу стали попадаться по двое, по трое, целенаправленно бегущие и идущие люди. Странное что-то было в этом быстром, молчаливом шествии при свете фонарей. Попадались в основном девушки, пожилых не было вовсе, а молодых людей, хорошо, если набралась четверть. Спорый, тихий марш продолжался уже полчаса, и вдруг дудочка крысолова запела.
— Это танцы! Я догадался! — пробормотал он и пошёл в гостиницу. В комнату подселили ещё одного жильца, но он уже спал в дальнем от окна углу, присутствие его было заметно только по окуркам в пепельнице и открытому настежь окну. Комната освещалась фантастическим светом — молочно-белый фонарь с трудом пробивал листву на высоте второго этажа. Негромко доносилась музыка.