Мчась будто вихрь, они выскочили за предместья. До леса было совсем близко. Очень скоро они въехали между деревьев. Януш подогнал своего коня, склонился в седле, прижался к к мокрой от пота конской шерсти, придвинул лицо к развевающейся гриве и прошептал коню чуть ли не на ухо:
- Лети, лети, сивка!...
Конь прижал уши к голове и перешел в галоп, летя на последнем дыхании. Деревья только лишь мигали в глазах Януша, но приблизиться к удиравшему ему никак не удавалось. Хуже того: в лесу он потерял того из виду. Шляхтич все ехал и ехал, но беглеца не было. Очень скоро конь Януша покрылся пеной, начал хрипло дышать и уставать. А потом Сененский выехал на широкую поляну. На ее конце он увидел развилку дорог. Там приостановился и тут же увидел четкие следы копыт, сворачивающие с головной дороги. Конокрад свернул на небольшую тропку, которая вела в глубокий яр у самого Днестра.
Сененский остановился. Он сошел с коня и стал ждать. Очень скоро он услышал стук копыт. Это близилась его компания. Гонсёровский со Жмогусом ехали на одном коне. Януш жестом указал на тропку, в которую свернул вор.
- Когда схватим его, - с трудом прохрипел он, - ремни из спины резать станем.
Низкий, вещающий ничего хорошего волчий вой заставил лошадей пугливо тряхнуть головами. Они начали тревожно фыркать. Сененский огляделся по сторонам. Окружающая их темнота становилась все плотнее; тени удлинились, солнце заходило где-то за холмами. Лес был тихим и темным.
Вой раздался вновь, на сей раз уже ближе. Сененский почувствовал, как волосы становятся дыбом. Он слышал, что в ярах над Днестром в последнее время уж слишком размножились волки. Еще когда царили морозы, их стаи подходили под города, не боялись они нападать и на людей. Пан Януш достал бандолет, проверил, заряжен ли тот, после чего взял ключ и завел замки. Затем медленно пошел вперед. Узкая тропинка вела наверх, карабкаясь на поросший кустами холмик. Сененский не видел, что творилось за зарослями. Зато он услышал глухое ворчание, какие-то шелесты и стук, как будто бы по земле тащили что-то тяжелое. Подняв руку, он дал знать своим компаньонам, чтобы те оставались в укрытии, сам он поднялся на возвышение, где раздвинул ветки кустов.
Собственно говоря, делать ему здесь было нечего. Конь Жмогуса лежал на боку с разорванным животом. Трава под ним темнела от крови, которая еще сочилась из разодранных жил и мышц. Рядом с ним Сененский заметил и тело конокрада. Труп уже был прилично надъеден. Два огромных волка лакали кровь из громадной лужи, что образовалась из мертвых тел. Один из них забрался на конскую спину, протянул морду к вьюкам, а потом… ну правда, начал вытаскивать оттуда голову Лагодовского.
Сененский от изумления замер. Он уже прицелился из бандолета, но тут второй волк поднял голову – это он вынюхал и даже увидел человека. Зверь протяжно заворчал, а потом медленно направился в сторону Сененского.
Януш не знал, что и делать. Он заметил, что первый волк удаляется от лошади, таща с собой кровавый кусок человечины. А второй шел в его сторону… Куда стрелять… Кого спасать – себя или те проклятые десять тысяч злотых?! Первый волк перехватил голову покрепче, тряхнул мордой. Януш крикнул и выпалил в его сторону. Огромный зверь завыл. Мощные челюсти сомкнулись в воздухе, после чего хищник положил разбитую пулей башку на передних лапах и свалился рядом с головой Лагодовского.
Второй волк метнулся в воздухе. С разгону он наскочил на Януша, сбил его с ног, свалил на землю. В самый последний момент шляхтичу удалось закрыть лицо рукавом жупана. Волчьи клыки в одно мгновение прогрызли сукно, дергающаяся боль сотрясла всеми его чувствами. Мощные челюсти сомкнулись перед лицом, волк бешено заворчал, сильные когти начали рвать грудь Сененского. А потом прогремел гром. Шляхтич замер, когда прямо в лицо ему хлестнула горячая волчья кровь. Громадное чудовище застыло на месте. Януш с отвращением сбросил с себя его тело, а после того увидел над собой бледное лицо Евки и пистоль, зажатый в ее руке…
- До Красичина еще пара миль, - сообщил Сененский. – Если все хорошо пойдет, до до заката успеем.
- Я надеюсь на то, что пан староста деньги нам сразу заплатит, - сказал Жмогус.
- Обязан. Красицкий свиреп к инфамисам, но слово свое всегда держит. Как пообещат, что с тебя шкуру слупит, то через пару недель ее можно и на солнышко вывешивать. А более всего терпеть не может Стадницких Дьяволят.
- А вы уже придумали, что сделаете с деньгами?
- Я… - начал размышлять вслух Гонсёровский, - куплю с половину какой-нибудь колёкации66 и пущу в аренду.
- А я, - буркнул Жмогус, - найму себе товарищей и пойду в… гусары.
- В гусары! Ты, жмудин? Да чтоб меня об землю приложило! Будешь паном-товарищем!
- А как же!
- Погодите, перед нами мост.