Расстрелять перед строем…

Допросы проводились в самых разных местах, самых разных погодных и полевых условиях. Хорошо, если в блиндаже, где можно было более или менее безопасно сесть и положить на один из порожних ящиков от мин свою полевую сумку, извлечь из нее бланк протокола допроса и подложить под него кусок картона. А если допрос проводился непосредственно в траншее? А если во время боя? И было лишь тогда хорошо, когда допрос проходил во время обыкновенного утреннего обстрела наших позиций немцами. К нему можно было привыкнуть быстро.

Процесс работы следователя сопровождался периодическими докладами прокурору. Выслушивались самые различные мнения, и они нередко разделялись. Но мнение прокурора было решающим.

По окончании любого расследования следователь военной прокуратуры должен был обязательно заручиться прокурорским согласием. Так было заведено. Ибо мнение первого и последнего могли разойтись.

Сегодня можно с великим трудом найти литературу о работе следователя военной прокуратуры в годы войны. На самом деле ее очень мало. А если вы найдете, то там не будет никаких рассказов о деле, подобном делу Короткова. Тогда говорить об этом из-за секретности было опасно, а теперь, когда участников тех событий среди нас нет, говорить просто некому. Остаются дела, на которых до сих пор стоит гриф «совершенно секретно». И все же отдельные рассказы ветеранов военной прокуратуры заслуживают нашего внимания хотя бы из-за некоторых особенностей их работы в то время.

«В годы Великой Отечественной войны случались всякие военные преступления, но один случай на почве страстной любви мне запомнился особенно, — вспоминает А.З. Асовский. — Дело было в одной медицинской части. Любвеобильная жена начальника военного госпиталя полковника медицинской службы Поплавского решила отблагодарить молодых офицеров-любовников, находившихся на излечении в госпитале, за их боевые заслуги на любовном фронте.

Все командиры воинских частей действующей армии были наделены орденскими книжками для награждения бойцов и офицеров боевыми правительственными наградами. Такие книжки были у начальника военно-полевого госпиталя полковника медицинской службы Поплавского. Его супруга знала, где находятся наградные документы, тайком выписала несколько “папер” о награждении полюбившихся ей офицеров.

Любовники, как правило, награждались по заслугам: кому орден Красной Звезды, а кому и орден Отечественной войны 2-й степени.

Об этой афере стало известно замначальника госпиталя по политической части, он-то и сообщил в Военную прокуратуру.

Следствие по этому необычному делу военный прокурор 2-го Украинского фронта генерал-майор юстиции Алексеев поручил мне.

Было установлено, что жена полковника Поплавского, кстати, медицинская сестра того же госпиталя, “наградила”, как я помню, восьмерых офицеров. Двое из них уже убыли в свои части, а другие только собрались. У всех были изъяты документы о награждении их орденами.

Дело в отношении медсестры было прекращено, так как виновница до госпиталя участвовала в боевых действиях, выносила раненых с поля боя, была сама ранена.

Было решено не передавать дело в суд».

14

Следствие по делу Короткова, если брать его юридическую составляющую, было одним из чрезвычайно сложных. Военный следователь капитан юстиции Мацкевич и помощник военного прокурора подполковник юстиции Прут работали по делу комдива 38-й стрелковой дивизии в паре. Одному человеку справиться в тех условиях в установленные сроки было нереально. Ведь обычно по таким сложным делам должна работать целая бригада следователей. В данном случае «бригаду» составили два опытных работника военной прокуратуры фронта. Но что они могли сделать вдвоем за две недели своей каторжной работы в условиях фронта, наступления и зимы?

Могу лишь предположить, что для Мацкевича и Прута дело командира дивизии Короткова стало в некотором роде «крепким орешком». И вряд ли до этого им приходилось работать с такими делами.

За две недели второй половины января 1944 года объективно провести следствие физически было невозможно. В мирное время для целой бригады следователей для этого бы понадобился один год. Более того, дело Короткова они не могли не вести без нарушений, потешу что за нехваткой времени, за давлением сверху, за вмешательством Смерша, за огромными просторами украинской земли, но которой передвигались подразделения, части, соединения, объединения 1-го Украинского фронта, установить все эпизоды, опросить всех свидетелей, а самое главное, установить истину им было не под силу. Все по тем же причинам они не могли без исправлений, объективно оформить те же протоколы допросов.