Разумихин Трое из сумы

– Времени, как всегда, поверьте, не было – два последних дня сочинял очередную объяснительную по составу следу-ющего «Прометея». Директору издательства из ЦК комсомола пришла «телега». Вот я и отписывался. А автору кляузы, смею думать, статью о Чехове писать не надо было. Но я всё равно успел. И главное, материал отдадут дежурному ре-дактору в самый последний момент, когда никто никуда его передать для ознакомления уже не сможет, – искорки в гла-зах вновь вспыхивают. – Пришлось, конечно, в конце абзац вписать, прямо там, в редакции, про сестру Ленина, которая вспоминает разговор с Володей о «Палате № 6». Да ещё добавить обязательные слова про «гражданина великой Совет-ской Родины» – без этого разве можно представить Чехова?! Но читатель не дурак, он тоже всё понимает! Зато, что хо-тел, сказал! Не стыдно будет.

Это не любопытный эпизод – в таком ритме он жил все отпущенные ему судьбой годы! Нынче в ходу слово «трудого-лик», раньше с долей усмешки произносили «трудяга». Селезнёв не был таким. Он был редчайшего качества тружени-ком, который никогда не «пахал» – ещё одно модное словечко, – а просто жил. Но жизнь его была столь насыщенной и напряжённой, что уму непостижимо. Причём жил он не самоутверждением, а самоотдачей. И это было не природное ка-чество (что поделаешь, в генах заложено!), а его философия жизни. Селезнёв, человек исключительно добрый и чест-ный, был убеждён, во-первых, что иначе жить не стоит, во-вторых, что слово и дело неотделимы. Такие вот два жизнен-ных принципа. И не от случая к случаю, а постоянно – каждый день, каждый час, каждую минуту.

Говоря сегодняшним языком, он был звездой, правда, никогда не звездившим, а светившим другим. Он радовался чужому успеху, в нём не было зависти, ему никогда не хотелось «утопить» коллегу только за то, что из-под его пера вышла удачная книга, статья, абзац, фраза, слово… Редкое, замечу, в нашем писательском цеху качество!

Желание, стремление и умение так жить – это особый талант. И как любой талант, нравящийся далеко не всем. Уже много позже мне попались в Интернете строки о Юре, автором которых оказался Сева Сахаров. Тот самый, кого мне в своё время рекомендовал Юра как одного из перспективных молодых критиков. После чего тот даже написал по моей просьбе статью в «Литературу в школе». Но речь не об этом. Вернусь к ранее сказанному, что хотеть и уметь тру-диться по-настоящему желают отнюдь не все. Человек, о котором мы оба (Сахаров и я) говорим, вроде бы один и тот же, а вот видится он нами по-разному.

Я считаю, что Юра делом хотел доказать то, что дерзнул утверждать.

Сахаров пишет: «Юра всё знал и понимал лучше меня, был старше и многоопытнее, очень закрыт, недоверчив, опас-лив, всегда больше выспрашивал и слушал, нежели говорил сам – сказывалась школа, полученная в наших спецвойсках на Кубе. Никогда не видел его пьяным. Я по-студенчески простодушно веселился три аспирантских года… ему надо было выбиться в люди номенклатуры и остаться в Москве...»

Сахаров простодушно веселился, по его же собственному признанию, а Юра безудержно трудился. Вам ничего это не напоминает? Прямо-таки живая иллюстрация к басне Крылова. Стрекоза, помнится, тоже никак не могла взять в толк, что это Муравей не рань свет начинает и в ночь-заполночь заканчивает. «Простодушным» такие и впрямь кажутся очень закрытыми, недоверчивыми, опасливыми. До чего же мудр был Иван Андреевич! Не берут его годы.

Любое сравнение хромает, но если сравнивать, то я бы сказал: Юра не был владельцем автомобиля, простаивающего в гараже, он был автогонщиком – человеком опасной профессии! – который не пропускал ни одной гонки.

Юра часто делился со мной тем, во что обычного знакомого-приятеля никогда не посвящают. Однако это вовсе не оз-начает, что Юра был болтуном или способным врать как очевидец. И здесь самое время затронуть очень болезненную тему, о которой кто только уже не писал. Я имею в виду ситуацию его снятия с должности первого зама главного редак-тора С. Викулова и изгнания из «Нашего современника».

На сегодняшний день существует немало версий происшедшего: с сокращёнными, комментированными и полной сте-нограммами заседания секретариата правления Союза писателей РСФСР от 07.12.81. (обсуждение № 11 за 1981 год журнала «Наш современник»). Я не собираюсь говорить, что я не верю даже полной стенограмме, потому как не я один знаю, что всевозможные стенограммы, когда это было нужно, правились, усекались в стенах Союза. Я лишь хочу сказать, что, во-первых, принятие решения сопровождалось множеством нестенографируемых бесед и разговоров как в Союзе писателей, так и на Старой площади; во-вторых, мне довелось слышать комментарий событий от самого Селезнёва.