Резистент

– А дикари, – спрашиваю я, – тоже Резистенты? Раз живут здесь.

Адам качает головой:

– Нет, наоборот. Они болели и выжили, но вирус изменил их тела и сознание. Возможно, радиация тоже повлияла. Они звери… нет, даже хуже.

В его затуманенном взгляде я вдруг вижу воспоминания. В его жизни было что-то, связанное с дикарями. Но спрашивать об этом не слишком тактично, захочет – расскажет сам.

После обеда продолжаем путь. Теперь пейзаж меняется на глазах, как и земля под ногами. Редкие пучки травы и сухоцветы сменяются высокими кустами и густой мягкой травой. Появляются деревья, почти такие же, как на фермах – раскидистые, пушистые. Вместе с растениями меняется и воздух. Дышать тяжелее, даже голова немного кружится.

Ближе к вечеру, уже в сумерках, мы слышим шорох в кустах, а затем замечаем зайца, пулей улетающего прочь. Это первое настоящее, дикое животное, которое я встречаю в жизни.

– Ох, он такой крупный! – восхищаюсь я, – и я думала, что они должны быть серыми, а этот – почти рыжий.

– Зайцы бывают разные, этот рыжий, – говорит Адам. Парни моего восторга не разделяют.

Укладываемся на ночлег. Дежурить придется по очереди, чтобы все выспались. Пока мы с Гарри упаковываемся в спальные мешки, Адам достает из кармана пачку сигарет и спички.

– Вы не против, если я буду курить?

– Нет, пожалуйста, – говорит Гарри и скрывается в спальнике. Он-то не знает, что Адам уже курил при мне. Об этом вообще никто не знает, даже Ната.

Я застегиваю свой мешок изнутри. Он сделан из плотной ткани, отражающей тепло. Вот только тесноват. Нащупываю кулон Иванны на шее. Если у ребят получится сбежать, они уже никогда не будут ходить в школу и общаться с семьями. Придется примкнуть к коммуне и жить здесь, в незнакомом и непривычном мире. Разумеется, это лучше, чем провести остаток жизни в лаборатории. Но точно не то, о чем они мечтали.

Бернев. Я вспоминаю его равнодушное, непоколебимое лицо на тренировке по борьбе. Наверное, с таким лицом он и ломает жизни подростков вроде Иванны. Сколько их там? Если из каждого нового набора забирали по три человека, то в лаборатории – не меньше двадцати подопытных. Все ли они живы? И если нет, то сколько времени осталось у близнецов и Лёхи?

Я засыпаю; кажется, что прошла пара минут, как меня уже будит Гарри. Протирая глаза, вылезаю из спальника.

– Давай, уже твоя очередь, – говорит Гарри шепотом. – До утра. Все спокойно, так что не переживай.

Он дает мне винтовку, закидываю ремень на плечо. Солнце еще не встало, но темнота немного рассеялась, стоят предрассветные сумерки. Озираюсь. У моих ног – остатки костра, двое парней в серебристых спальных мешках и три рюкзака. А вокруг – огромный пустой мир, и на километры нет никого, кроме нас троих. И еще зайцев. Оглядываю свой рюкзак. Если мы останемся ночевать в заброшенном городе, совсем не сложно будет спрятать свой ценный груз во время дежурства. Но мне нужно будет пристроить его так, чтоб никто не добрался до него слишком рано, – ни звери, ни дикари. Взгляд скользит по рюкзакам, и я замечаю, что из бокового кармашка рюкзака Адама торчит пачка сигарет.

Я никогда не курила. Зато сто раз вдыхала дым. Парни, с которыми учился Артур, все курили. Артур тоже пробовал, точно знаю. И когда я стояла с их компанией, то пропитывалась табачным духом, вся одежда потом пахла тяжелым прогорклым дымом. Не скажу, что запах сигарет мне приятен или отвратителен. Но рука почему-то тянется к пачке. Аккуратно вытаскиваю одну сигарету, чуть отхожу от ребят. Вначале нюхаю; запах, как ни странно, не горький, а сладковатый. Чиркаю спичкой, подношу огонь к сигарете, вдыхаю. По горлу словно наждачкой поскребли! Откашливаюсь, пытаясь прочистить горло, но ничего не выходит. Отвратительно. Желудок недовольно сжимается, ему дым тоже не по вкусу. Тушу сигарету об землю и бросаю в реку – хорошего мало, но как еще от нее избавиться? Больше никогда курить не стану, еще и этот привкус во рту… зачем Адам курит? Может, это только в первый раз так гадко?

Все еще покашливая, возвращаюсь к ребятам и вижу Адама. Он сидит в наполовину расстегнутом мешке. О черт! Лицо мгновенно наливается краской, я чувствую, как оно горит.

– Что ты делаешь? – невозмутимо спрашивает Адам.

– Ничего, – покашливаю.

– Ты взяла сигарету.

Он не осуждает. И это не вопрос, это констатация факта. Он все видел. До чего стыдно, о чем я думала? С чего вообще решила взять ее? Я даже не задумалась о том, что это, в общем-то, воровство.

– Извини. Не знаю, что на меня нашло.

– В следующий раз просто попроси.

– Больше в жизни не притронусь к сигарете.

– Вот и отлично. Не подумай, что мне жалко, но этой пачки едва ли хватит на две недели.

– Прости, мне правда жаль.

Он отворачивается. Обиделся. Ну конечно, обиделся! Что за идиотка. А у него очень чуткий сон, раз он услышал покашливание так далеко от себя.

Спать Адам уже не ложится. Теперь я чувствую себя виноватой еще и из-за того, что он не выспался. Сижу на земле и ругаю себя за идиотскую сигарету до самого утра. А когда встает солнце и просыпается Гарри, становится легче: теперь я хотя бы не наедине с Адамом.