Роботы против фей

Что до меня, то мне уже почти пятьдесят, и меня как-то не тянет говорить о собственном мужском достоинстве. Не то чтобы это имело какое-нибудь значение. Об этом вообще никто не хочет говорить, но мне, к примеру, не приходится стыдиться, когда нужно писать о рок-группах. Могу я в этой связи честно писать и о собственном упадке и предстоящей кончине.

Главный вокалист приник к микрофону так, словно сосет из него кровь. Глаза его сверкают, и я ловлю себя на том, что вспоминаю группу «10», которая неким таинственным образом научилась фосфоресцировать на сцене, чем заставляла аудиторию выпадать в осадок. Теперь уж никто не помнит их песен. Помнят только то, что они сияли.

На сцене чикагского клуба «Королевская смерть» Эрон Хаос, вопящий панк-вокалист группы «Акеркок», известный диапазоном в пять октав, смотрит на своих поклонников как бешеная лисица. Его ладони в крови, и он пожимает плечами, дескать, вот как у нас делаются дела, ребятки. Потом слизывает кровь, как кот, совершающий свой обычный туалет.

Это, так сказать, официальная часть, и об этом я напишу в журнале. Но есть и неофициальная, и состоит она в том, что глаза у парня золотистые и широко раскрытые, как у козла, а мускулы на груди двигаются так, словно внутри у него целый клубок змей. Я вижу, как сердце у него бьется по обеим сторонам груди, и не могу отделаться от ощущения инфернальности происходящего. Он слишком хорош собой – таких парней в Америке не бывает. Кого-то он мне все же напоминает, из тех, кого я знаю; но мир велик, и в нем до черта всякого-разного.

Зал постепенно заполняется. Облаченные в легкие одежды (чуть заметные тряпочки), явились штатные фанатки. Подтянулись иные, потасканные и битые жизнью, поклонницы рок-н-ролла – эти просто странствуют по клубам в поисках экстаза и озарения. Входят тихо и бесшумно. Но, может быть, это ощущение у меня возникло оттого, что я слишком поглощен музыкой?

Воздух пропитан запахом виверы и затопленного леса, а Эрон Хаос, без рубашки, стоит перед залом, битком набитым поклонниками. Люди жаждут его услышать, они побросали свои машины посреди дороги и бросились сюда, на шоу. Какая-то девица взгромоздилась на стойку бара, а потом ласточкой прыгнула вниз. Толпа подхватила ее и отнесла к сцене, к ее кумиру.

Бессмертные, думаю я, а потом качаю головой. Мысль весьма банальная, если отнести ее к длинноволосой девице в тесном белом платье, стоящей перед парнем, затянутым в кожу. Все это напоминает мне о моем браке, о вещах, о которых я не знаю и никогда не узнаю. О Тане, в конце концов; и я чувствую, как мое сердце начинает источать лаву.

Мысль о Тане, как всегда, провоцирует безумные видения.

Девица на сцене поворачивается, миг-другой смотрит на толпу и начинает петь. Изо рта ее одна за другой появляются неясные формы, все как одна с хвостами, копытами и хрупкими прозрачными крыльями. Эти создания слетают в толпу и начинают что-то нашептывать на ухо танцующим подросткам. Танцующих человек пятьдесят. Может быть, сто. Позади группы, на заднике сцены, я вдруг вижу провал, зелено-золотистую дверь, открывающуюся в какое-то иное пространство. Моргаю. Видение исчезает.

Немного истории: я неплохо знаком с галлюциногенами. Нет, серьезно. Я собирал эти долбаные грибы на Северо-Западе, с Таней, в те еще времена, когда болтался без дела и понятия не имел, что грибы абсорбируют радиоактивность.