– Пользовались тем, что банки негласно развязали им руки, а правительство смотрит сквозь пальцы. Всучивали свои грабительские кредиты, зная, что их никто не выплатит, но им было наплевать, потому что они все равно отдавали не свои деньги! В итоге банки разбогатели, а тебе даже подтереться нечем.
– Вот именно.
– А теперь еще и за решетку тебя хотят посадить? Вот это совсем задница. Чертовы ублюдки. – Он сел за руль и посмотрел на меня: – Ну, как долетел?
Мне казалось, что меня засасывает какая-то воронка федеральной судебной системы и что я словно бык, которого ведут на убой.
Я рассмеялся. Прямота и напор отца порой приводили к конфликтам между нами, но сейчас я любил его за это. Впервые в жизни мы с отцом действовали как одна команда. Мне стало спокойно на душе. Просто было немного жаль, что нас свела такая неприятность.
В кабинете отца оказалось целое море документов, разбросанных по столам и полу.
Мы верили, что сможем доказать, что я взял жилищный кредит по обычной на тот момент схеме. Брокеры регулярно завышали доходы заемщиков без их разрешения, часто подделывая подписи, и получали за это большие комиссионные. Мои кредиты не отличались от миллионов других кредитов, выданных американцам в тот период. Я даже не подавал запрос на какой-то особенный кредит. Так это не работало. Джон Хеллман просто предоставил мне кредит без всяких документов и подтверждения платежеспособности – после такие кредиты прозвали «ложными». Если я и был в чем-то виноват, так только в том, что доверился профессионалу.
Большинство «драгоценностей», которые я выудил из вороха документов, были составлены агентом по особым делам Нордландером. Страница за страницей открывали тактику, которой он пользовался, преследуя меня. Он потратил более семиста часов на прочтение моих налоговых деклараций, но внутренняя документация IRS не подтверждала никаких незадекларированных доходов. Это Нордландера не смутило и не остановило.
В конечном счете он воспользовался законом о борьбе с терроризмом (Patriot Act), чтобы без конкретных обвинений высказать своему начальству озабоченность предполагаемым отмыванием денег. Это позволило ему и его приспешникам из IRS рыться в моем мусоре, просматривать мою почту и следить за мной и даже за некоторыми моими знакомыми.
По какой-то причине он начал с утверждения: «Чарли Энгл виновен в… чем-то» и усердно подыскивал любые доказательства. Я этого не понимал. Что заставило этого человека пристально рассматривать меня через прицел своего оружия? Судя по протоколам, Большое жюри интересовал тот же вопрос. Один из членов жюри спросил Нордландера, отчего он так прицепился к бегуну без криминального прошлого.
Впервые в жизни мы с отцом действовали как одна команда. Просто было жаль, что нас свела такая неприятность.
На это Нордландер ответил: «Я считаю, что никто не смог бы пробежать по пустыне Гоби, постоянно посещать мероприятия то там, то здесь, ездить по другим делам – и все это за пару лет, без особого источника доходов».
Член Большого жюри продолжил: «И все же мне трудно понять, почему вы выбрали объектом своего внимания именно мистера Энгла. Есть ли что-то еще, что кажется вам подозрительным? Похоже, нам чего-то недоговаривают. Вы и с другими людьми так поступаете?»
Нордландер отвечал: «Ну, э-ммм, обычно бывает проще: например, шикарный „Феррари“. Если я навожу справки и оказывается, что человек заработал в год пятьсот тысяч долларов, то это нормально. Без проблем. Если же такая ситуация не кажется нормальной, я присматриваюсь внимательнее».
Однажды отец поднял голову от стола, распахнув глаза от удивления.
– Знаешь что? Оказывается, Федеральная корпорация по страхованию вкладов вообще не имеет никакого отношения к твоим кредитам! Твои заимодавцы, за исключением банка «Shore Bank» в Кейп-Чарльзе, это то, что называется «кредиторы-претенденты». Они просто выдают кредиты, потом объединяют их и продают скопом. Твой единственный кредит в «Shore» был задокументирован, и ты полностью расплатился по нему. Другие не были застрахованы в FDIC.
– Значит, Нордландер не понимал этого? Или понимал, но проигнорировал?
– Это не важно. Как только федералы увидят, что здесь нет никаких кредитов, застрахованных на федеральном уровне, они сразу же должны прекратить это дело. Федеральное правительство не имеет права предъявлять обвинение. Но они уже потратили на расследование семьсот часов.
Я вернулся в Гринсборо полный надежд, уверенный в том, что мы докопались до сути дела и сможем убедить жюри, что эти обвинения – сплошная профанация. Я договорился о встрече с Крисом Джастисом. Мне хотелось как показать ему, что мы нашли, так и услышать от него слова поддержки и уверения в том, что мы выиграем дело.
– Посмотри вот это, – сказал я, показывая на подпись на одном из кредитных договоров.