Она сидела неподвижно, запертая в комнате, водила пальцем по стеклу, глядела в зарешеченное узкое окно на проносящиеся облака, на жёлтые гирлянды фонарей, которые поселяне зажгли, бахвалясь перед гостями столичной придумкой. Но солдат не интересовали фонари, солдат интересовала выпивка: и немец, и четверо испанцев вот уже два вечера пьянствовали, заливая боль от потери друга.
– Ты ничего не понимаешь! – кричал внизу набравшийся Родригес, обращаясь, вероятно, к лысому кабатчику. – Ничего не понимаешь! Ты знаешь, какой он был парень? Лихой парень! Да! Он был bravo, наш Чело, me pelo alba, если вру. Он мог нож метнуть на сорок пять шагов, ого-го! И никогда не промахивался. Вот ты, фламандская задница, ты можешь бросить что-нибудь не на сорок пять шагов, а хотя бы на сорок? Можешь? А?
– Мне, право, трудно сравнивать, – вежливо картавил кабатчик, – но, вероятно, я и правда бы не смог. Зато вы обратили внимание, господин солдат, какие у нас фонари на улицах? Это всё проделано моими трудами, моими усилиями.
– Что? Фонари? Какие фонари? При чём тут фонари?.. О-ох, Чело, Чело… Даже поругаться теперь как следует не с кем… Эй, как там тебя? Тащи ещё вина!
А Ялка плакала. Совсем не оттого, что умер кто-то, могущий метнуть нож на сорок пять шагов. Жуга, наверное, мог бросить и дальше. Для неё это было не важно.
И ругаться ей не хотелось.
Она не помнила, что произошло после пожара на поляне, до того момента, когда они пришли в корчму с серпом и молотом на вывеске. Только то, что было до, и то, что после. Её развязали, дали обсушиться и поесть. Но к еде она почти не притронулась. Вернее, она попробовала что-нибудь съесть, но её вырвало. Она выпила воды и теперь сидела и вспоминала.
В тот вечер, когда Ялка потеряла всё, включая самоё себя, Жуга был задумчив и угрюм. В последнее время, как успела заметить девушка, он часто впадал в такое состояние, подолгу сидел, обдумывая что-то, рылся в ворохе бумаг, исписывал страницы в толстой тетради, разбрасывал костяшки рун. Молчал. Он будто знал, что с ним произойдёт. Она привыкла, что в такие дни его не надо беспокоить, поэтому занялась хозяйством: прибралась в доме, сгоняла Фрица за водой, сварила целый горшок гречневой каши с мясом и уселась вязать. Вязание, однако, не заладилось. В этот раз даже ей казалось, что какое-то нехорошее ожидание разливается в воздухе. И хотя в доме было жарко натоплено, Ялка ёжилась от неприятного холодка. Есть травник не стал, только выпил пару кружек травяного взвара на меду.
А когда начало темнеть, в дверь застучали.
– Том, прекрати! – раздражённо отозвался Жуга.
– Лис, это не Том, это я! Я! Карел! – загомонили под дверью. – Открой скорей!
При первых же словах травник изменился в лице, в два прыжка одолел расстояние от стола до камина, сорвал меч с крюков, в другие два прыжка добрался до двери, отбросил щеколду, втащил маленького человечка в дом и захлопнул дверь.
Ялка ахнула.
Карел был не похож на себя. Грязный, мокрый, в изодранном пледе, весь в еловых и сосновых иголках, он стоял и не мог отдышаться. Одного рукава у куртки не хватало, обнажённое плечо стягивала бурая тряпка.
– Что стряслось? – травник тоже опешил. – Ты ранен? Подожди, сейчас перевяжу…
– Не надо! – отмахнулся тот. – Они идут, Лис, они скоро будут здесь! Вам надо бежать…
– Куда бежать? Кто будет здесь?
– Люди. Шестеро солдат… и двое чернорясых… Мы не смогли их задержать, только наслали туман. Но они не будут плутать. Там что-то… Что-то не так… На них не действует обычный страх и отворот. Мы здесь бессильны.
Травник на мгновение задумался.
– Они далеко?
– Нет. Они близко… Очень близко… И приближаются. Я совсем ненамного обогнал их. Вам надо… уходить надо…
– Хорошо. – Жуга задвигался, собирая вещи и одежду. – Я понял. Уходи. Ах, яд и пламя, яд и пламя, они таки нашли меня опять… Ялка! Фриц! Одевайтесь. Я попробую что-нибудь сделать, чем-то их отвлечь, а вы при первой возможности бегите и прячьтесь в лесу, в темноте они вас не найдут. Я задержу их… если смогу. Ничего не берите. Хотя нет, Фриц, возьми вон ту шкатулку на камине – там деньги: если разойдёмся, на первое время вам хватит.
– Жуга… – начала было Ялка.
– Потом! Всё потом, если будет возможность! – Он зашарил по полкам, без разбора сбрасывая на пол банки и бутылки с разноцветными настойками, фарфоровые ступки, резальные инструменты чёрной бронзы из копилки костоправа и различные метёлки-веники насушенных за лето трав. – Яд и пламя, где он…
– Что ты ищешь? – встрепенулся Карел.
– Арбалет.
– А его это… Зухель забрал. Я сейчас сбегаю.
– Поздно, – сказал Жуга, отступая от окна. – Поздно. Они уже здесь.