Русская жизнь-цитаты 7-14

1. Судя по опубликованным видео с признаниями весь процесс над террористами начинает разворачиваться не в духе позднего СССР, а в нарочито сталинском духе — разумеется, восходящем к более раннему революционному террору Дзержинского и др. 18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БАУНОВЫМ АЛЕКСНАНДРОМ ГЕРМАНОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА БАУНОВА АЛЕКСАНДРА ГЕРМАНОВИЧА 2. Для позднего СССР было важно отличие его процессов — даже политических — от сталинских. Нынешний процесс, возможно первый, в ходе которого демонстративно показывают, что эта отличие не важно. Наоборот, организаторы хотят, чтобы обыватель (и оппонент) заметил не разницу, а сходство. Ведь сталинизм популярен у не пережившего неизбирательных репрессий обывателя. 3. Номоклатура позднего СССР пережила не только войну, но и сталинский террор, который стер границу между своими и чужими и ставил оппонентов и своих к одной стенке. У лозунга «лишь бы не было войны» существовал теневой двойник в виде негласного лозунга «лишь бы не было террора», поэтому после смерти Сталина было столько разговоров про «ленинские нормы законности». Настоящей законности, конечно не было, но все-таки какие-то приличия, особенно на фоне недавнего тогда прошлого, соблюдались. 4. Тех, кто осудил нынешние пытки задержанных, инфообслуга режима немедленно и торжествующие заклеймила за сочувствие террористам. В действительности, это было сочувствие праву. 5. После публичной и намеренной демонстрации пыток в самом начале процесса, любые показания обвиняемых полученные в его ходе юридически ничтожны. Теперь, после публикации пыток, вина подсудимых и их намерения могут быть доказаны только при помощи улик, исключающих собственные показания обвиняемых. 6. Если бы устроители процесса хотели, чтобы показания обвиняемых воспринимались всерьез, они должны были заботиться о подчеркнутой корректности задержания и всего, что за ним последовало, а не приводить битых, резаных и забинтованных обвиняемых на суд под камеры после практически официальной демонстрации пыток. 7. Однако, похоже, перед организаторами стоит другая задача — ввести новую норму процесса, при которой пытки как способ и признание как главное доказательство становятся приемлемыми и общественно одобряемыми. 8. Возможно, публикуя пытки, организаторы не ставили такой задачи, а просто хотели удовлетворить общественный гнев и жажду мести. Однако коль скоро пытки показаны, а процесс проводить надо, и традиционный современный состязательный процесс несовместим с пытками, сам факт публикации пыток оказался подходящей ступенькой для перехода к нетрадиционному правосудию. В надежде, что раз граждане проглотили (а некоторые — одобрили) пытки, они примут (а некоторые одобрят) и нетрадиционное правосудие. Тем более что понятие традиции и традиционности отодвинуто в более глубокие, архаические слои. 9. Разумеется, настоящее нетрадиционное правосудие включает в себя и элементы формального разрыва с классическим: чрезвычайные законы, особый порядок, особые судебные совещания, отсутствие адвокатуры, аутсорсинг наказания, досудебная казнь или убийство в тюрьме. Невозможность осудить обвиняемых на смерть или судить их особым образом как раз может стать удобным поводом для перехода к особому, чрезвычайному характеру правосудия — по крайней мере в отдельных ( и разумеется определенных политической, а не судебной властью) случаях. 10. Нетрадиционное правосудие будет по всей видимости единственным способом выйти в ходе процесса на заранее намеченный результат. Спикеры высоко и высшего уровня уже сформулировали схему обвинения: обвиняемые — орудия украинских заказчиков за которыми стоит Запад, потому что исламисты не могут иметь претензий к воюющей с Западом России. И в России нет даже той ограниченной следственной и судебной автономии, которая позволила бы следствию и суду выйти на иной результат, иную версию, чем та, что предложена сверху. 11. Это среди прочего означает, что не нюхавшая пороху не только войны, но и Бутовского полигона элита буквально потеряла страх настолько, что сперва не смогла предотвратить или отмотать назад войну, а теперь не может предотвратить ввод в действие чрезвычайного правосудия. 12. В основе ее бездействия лежит не только непуганность и беспомощность, но и самодовольство, связанное с уверенностью, что нынешняя номенклатура способна не повторить ошибок прежней, пострадавшей от террора, и сделать так, чтобы чрезвычайное правосудие использовалось только по отношению к врагам и не коснулось ее самой. То есть уверенность в том, что она умнее и ловчее предшественников. В условиях, когда врагов определяют спецслужбы и лидер режима, это выглядит самоуверенно. 13. Контекст нетрадиционного правосудия с пытками и признаниями на камеру — все тот же антизападный бунт и расчет на одобрение мирового большинства. Раз Запад в целом против колхозов, пыток, признаний на камеру, особого порядка ведения дел значит мы поступим ровно наоборот, будем это практиковать, этим гордиться и привлечем в наш колхоз другие режимы, уставшие от традиционного правосудия.