Рыцарь моих снов

— Дождись заката, — отвечает мой папа и протягивает мне зонт, оставшийся, видимо, от дворецкого. Ручка зонта в виде кочана капусты. — Будет гроза, не бойся…

И я очнулась в кресле самолета. В иллюминаторах безмятежно плыли облака; стюардесса разносила напитки.

…Я лечу в самолете и пью сок.

— Оставь мне глоточек, — просит папа, он сидит в соседнем кресле.

Но я уже выпила все и чувствую неловкость. Папа улыбается и показывает глазами на человека, сидящего впереди нас. Кресло загораживает этого человека целиком, я вижу только его выгоревшие на солнце достаточно светлые волосы. И вдруг мы с папой уже не в самолете, а в Лионе, у входа в метро. Папа машет мне рукой и быстро спускается вниз.

— Папа! Папа! — кричу я и пытаюсь бежать за ним, но полицейский останавливает меня:

— С пингвинами нельзя, мадам. Нельзя с пингвинами…

В Риме я сделала последнюю пересадку и купила билет до Лиона: это был ближайший рейс во Францию, хотя вовсе не ближайший аэропорт от моего родного Люанвиля. Неважно: в Лионе я возьму прокатную машину и через пару часов буду дома. Я позвонила Брунару, поделилась своими планами.

— Как ты, Нана? Почему не позвонила раньше? — спросил папин друг и поверенный. — Мы с Аленом тебя потеряли!

— Эдуар… Дядюшка Дуду! Это… Это правда?..

Он вздохнул.

— Я и сам до сих пор не очень-то верю… Где ты, Нана? Может, успею тебя встретить?

— В Риме. Через полтора часа вылетаю в Лион, не успеешь.

— В Лион? Отлично! Твой брат сейчас там. У него же лионская невеста! Позвони, они тебя встретят.

О романе и очередном разводе брата я знала, но Моник увидела впервые. Она была замечательно красива, и, несмотря на свои переживания, я все же подумала: что такая высокая красивая девушка могла найти в моем приземистом и толстом сорокапятилетнем брате?

Ален многозначительно подмигнул, определенно прочитав мои мысли, обнял Моник и томно уточнил:

— Скажи, сеструха, моя Моник самая лучшая?

С одной стороны это было противно: брат всегда именно таким способом и тоном нахваливал всех своих женщин, а с другой — даже успокаивало: Ален, как обычно, хвастается подругой, значит, в мире ничто не изменилось и с папой ничего не произошло. Если бы…

Но я кивнула и, встретившись глазами с Моник, постаралась изобразить улыбку.

— Дорогой, по-моему, это лишнее, — виновато сказала она.

— Ты действительно очень красивая, — сказала я. В конце концов, она не виновата в моем горе. — Поздравляю, Ален.

Брат просиял самодовольно. Моник укоризненно посмотрела на него. Ален посерьезнел.

— Пошли заберем твои вещи, Анабель, и поехали. Переоденешься по дороге.

— Запарилась небось в пуховике? — сочувственно спросила Моник и по-свойски подергала мой стеганый рукав. — Снимай, я отнесу в машину, а вы сходите за багажом.

Только сейчас до меня дошло, что среди весенней аэропортовской публики моя антарктическая экипировка выглядит одиозно, но расставаться с пуховиком не хотелось.

— Спасибо, мне не жарко, — сказала я. — А багажа у меня нет, только эта сумка.

Брат понимающе покивал.

— Акклиматизация. — Подхватил мою сумку, и мы пошли к стоянке. — То-то смотрю, моя сеструха заторможенная.

— Ты не заторможенная, — вступилась Моник, — ты просто устала с дороги. Ляжь на заднем сиденье и поспи. А выпить не хочешь? Котик, где твоя фляжка с коньяком? — Она порылась в «бардачке» и протянула мне плоскую початую бутылочку. — На-ка, глотни, зараз оклемаешься.

«Ляжь», «Котик», «зараз оклемаешься» резало слух, но голос и глаза Моник излучали искреннее сочувствие.

— Спасибо. — Я отвернула крышечку и сделала глоток. Коньячное тепло приятным ручейком пролилось в мои оледенелые внутренности.

— Пей, пей! — У Моник были потрясающие, прямо-таки рекламные зубы и улыбка. — Сейчас согреешься и уснешь. Нам долго ехать. Пей, пей все, до конца!

— Не спаивай мою сестру, — сказал Ален, выруливая на трассу.

— Ой, родной сестре глотка коньяка пожалел! Забыл, как сам надрался, когда ваш отец… — Моник испуганно прикрыла рот руками. — Простите, вырвалось нечаянно, — добавила она минуту спустя.

— Ну, напился, — миролюбиво протянул брат. — Отец все-таки. Как теперь без отца?

Я вздрогнула. Ален никогда не называл отцом моего папу! У них были дивные отношения, но брат всегда обращался к нему по имени — Артюр… Я допила коньяк. И вдруг подумала: надо же, в общей сложности я прикончила почти сразу не меньше двухсот граммов очень крепкого напитка — стакан! — а ощущение такое, как если бы я выпила точно такое же количество горячей воды — в желудке чуть-чуть потеплело, и только! Неудивительно, что трезвенник-брат «надрался»…

— А ты поесть не хочешь? — спросила Моник. — Можем остановиться у ближайшего кафе. Ты ведь наверняка давно не ела. Котик в первый раз нормально поел только сегодня утром. У меня. У вас в замке невозможно! Там творится такое!..

— Потом, детка, — раздраженно перебил брат. — Анабель все увидит сама. Оставь ее в покое.

— Но ей обязательно нужно поесть! Она не выдержит! Я, можно сказать, чужой человек, и то в шоке!

— Что там? — спросила я, с удивлением осознавая, что от их возбужденной болтовни мои глаза начинают слипаться.