девятнадцатого столетия, бездарно провалился, впервые попытавшись написать
комедию. Сюжет «Девушки с красной сумочкой» – полный бред…»
Себастьян остановился на том же самом месте, что и в прошлый раз, и взглянул
на имя автора статьи.
– Джордж Линдсей, – пробормотал он, оторвав от газеты сердитый взгляд. – Кто
такой, черт побери, этот Джордж Линдсей?
Аберкромби промолчал, вновь справедливо рассудив, что ответа от него не
требуется. Он продолжал стоять возле кресла для бритья, ожидая, когда хозяин
соизволит сесть.
Вместо этого Себастьян продолжил чтение.
– Сюжет «Девушки с красной сумочкой» – полный бред, – с нарастающим
гневом повторил он, – с невыносимо избитой идеей и совершенно
неправдоподобной фабулой. Коль скоро речь идет о комедии, сии изъяны были
б простительны, будь пьеса по-настоящему забавной. Увы, ваш рецензент,
нашел три проведенных в «Олд Вике» часа не забавнее визита к дантисту.
До глубины души уязвленный уже прочитанным, Себастьян хотел было
отшвырнуть газету прочь, но передумал, когда любопытство все-таки
перебороло брезгливость. Он продолжил читать:
– Всем известно, что Себастьян Грант носит аристократический титул графа
Эвермора и содержание его поместий обходится недешево в наш век
сельскохозяйственного упадка. В свою очередь, театральные комедии нынче не
только модны, но и весьма прибыльны. Вашему рецензенту остается лишь
заключить, что в написании этой пьесы, автор руководствовался скорее
денежными, нежели литературными интересами. – Прервавшись, он обратился к
Аберкромби. – Да, признаю, – он наигранно рассыпался в извинениях, – я
предпочитаю получать деньги за свою работу. Возмутительно, не правда ли?
Себастьян не стал утруждаться тем, чтобы подождать, пока камердинер
попытается ответить.
– Исход плачевен, – продолжил он. – Вместо того, чтобы вернуться в Лондон
первоклассным Себастьяном Грантом, он предпочел возвратиться
второсортным Оскаром Уайльдом.
С воскликом негодования Себастьян отшвырнул газету, отчего страницы
разлетелись в разные стороны.
– Второсортным Оскаром Уайльдом? – прорычал он. – Невыносимо избито?
Совершенно неправдоподобно? Какая, черт подери, наглость! Как смеет этот
критик… как смеет он рвать мою пьесу на клочки в такой манере?
Когда Саундерс принялся собирать страницы газеты, Аберкромби наконец
заговорил:
– Должно быть, мистер Линдсей – человек дурного воспитания, сэр. Вы желаете
побриться сейчас?
– Да, Аберкромби, благодарю, – проговорил граф, радуясь возможности
отвлечься. – Этот критик называет мою пьесу бредом, но это его рецензии самое
место на помойке. Саундерс, – добавил он, – отнесите этот идиотский треп туда,
где ему и полагается быть.
– Очень хорошо, сэр. – Лакей поклонился, но стоило ему направиться с уже
аккуратно сложенной газетой к выходу, как любопытство Себастьяна вновь
одержало над ним верх. Потянувшись, он выхватил у лакея газету, взмахом
руки отослал того прочь из туалетной комнаты и уселся в кресло для бритья.
Пока Аберкромби намыливал помазок, Себастьян продолжал читать отзыв. И
занятие это приводило его в ярость.
Пьеса, как заявлял мистер Линдсей, основывалась на неубедительных
недоразумениях, а главный персонаж, Уэсли, был слишком блеклым, чтобы
вообще о нем упоминать. Все могло разрешиться простым объяснением между
ним и его возлюбленной, леди Сесилией, еще во втором акте. Попытки Уэсли
поухаживать за леди Сесилией, по всей видимости, должны были рассмешить
зрителей, но, по правде говоря, на них больно было смотреть – наверное, каждому в зале было стыдно за бедного парня. Тем не менее, концовка пьесы
оказалась довольно-таки сносной, хотя бы потому, что была
– Ха-ха, – кривя губы, пробормотал Себастьян. – Как умно, мистер Линдсей. Вы
настоящий остряк.
Он приказал себе прекратить чтение этой тарабарщины, но оставалось совсем
немного, а посему он решил, раз уж на то пошло, закончить.
Себастьян зарычал, изрекая проклятья, достойные матроса-индейца, и вновь
отшвырнул газету. Она пролетела над головой успевшего пригнуться
Аберкромби и спланировала на пол.
Когда камердинер выпрямился, Себастьян уже сверлил взглядом неопрятную