В том, что она постарается, он не сомневался. И все равно радовался тому, что солнцезащитные очки скрывают глаза, – мелькающую в них время от времени горечь он, как ни старался, до конца изъять не мог. Кто решил, что сапфир и цитрин должны иметь почти одну и ту же структуру свечения? Неужели Комиссия знала? Если так, то в ней однозначно работали извращенцы и садисты.
Лана замолчала, уперлась взглядом в рисунки. Она не видела ни обочин, ни нежного голубоватого цвета неба впереди – она уже давно не видела ничего, кроме этих пресловутых камней, которые с утра до вечера висели в ее воображении.
Мо стало за нее обидно.
– Слушай, давай сделаем сегодня выходной.
– Выходной? Но у нас же только четыре дня…
– И все же. Давай сегодня ты отложишь этот блокнот, бросишь его в сумку и не будешь доставать до завтра.
– Мо…
– Ты все-таки стала звать меня «Мо».
– Потому что я тебя люблю, – Лана снова улыбалась. – Потому что «Мо» – это сокращение от моего любимого Марио. Мой «Мошечка».
– Я не мошечка, – проворчал водитель. – Не такой маленький и назойливый.
– Ты совсем не маленький и «недоназойливый». Я бы даже, знаешь, ЗА «назойливость» посильнее…
Он обожал ее за умение шутить остро и как будто язвительно, но при этом совершенно необидно. За раскрепощенность и честность, за сочетающуюся с «мужским» умом женственность.
– Так что – выходной?
Она сделалась серьезной.
– Мы не можем.
– Мы – можем. Ты уже увидела свечение камней, зарисовала их, заучила, я уверен. Теперь осталось только повторять. Мы вполне можем позволить себе прожить один день без них – сраных самоцветов. Ведь так?
– Ну-у-у, в теории. Но на практике…
– А на практике: пусть этот день будет единственным, когда мы будем думать, что перед нами вечность. И жить соответственно. Свободно.
На него взглянули хитро и заинтересованно:
– То есть сегодня мы можем ругаться, материться и совершенно не ценить друг друга?
– Так вечность проживают только дураки.
В мелодию группы «Джи-Джи» вплелся ее звонкий смех.
– Если сегодня я отложу блокнот, то завтра вернусь к нему, ладно? И не пытайся меня остановить.
– Не буду.
– Мы ведь утром будем дома?
– Поедем домой, да.
– Тогда я согласна. Сегодня – выходной.
Кинотеатр располагался на улице Драгера и назывался зычно – «Иллюзион». Светлое здание не квадратное, но цилиндрическое, было увешано по периметру рекламой. В этот день транслировалось пять картин: «Чудо-женщины», «Живой призрак», «Война за справедливость», «Лекарство для настроения» и «Обманутый».
Они сошлись на «Обманутом» – динамичной романтической комедии-мелодраме о ловеласе, желающем выстроить судьбу сразу с тремя избранницами, но потерпевшем на любовном фронте полнейший крах. Со счастливым, если верить аннотации, концом. Живописные виды, дорожные погони и уникальные спецэффекты обещались тоже – это и подкупило.
Женщина-кассир удивила тем, что наотрез отказалась позволить им выбрать зрительские места.
– Комната номер четырнадцать ваша.
Они вышли на улицу, удивляясь – что за комната? Будет отдельный экран и два сиденья?
Три часа до сеанса Мо и Лана провели, как счастливые и беззаботные подростки, сбежавшие с занятий в школе: бродили по улицам, обнявшись, целовались в сени раскидистых деревьев, которые Лана прозвала «пушистыми» – пальмы в Гаре почти не росли, зато «пушистиков» было хоть отбавляй – эдаких темно-зеленых свечек с толстыми стволами и мягкими на ощупь иголками. Случайно свернув в «Тотокао» они наелись вкуснейшей пиццы, хоть главным блюдом заведения было объявлено… мороженое. Зато после, этим самым мороженым, купленным у продавца с тележки на углу, они мазали друг другу носы, и Мо еще долго чувствовал запах кокоса, потому как талая сладкая масса со «случайной» подачи Ланы измазала ему всю щетину. Зато как она хохотала!
– «Мошовик», – заливалась хохотом. – Ты мой кокосовый «Мошовик». Или Марьевик?
– «Мошьевик», блин!
Он в отместку купил ей панаму с надписью «На вирусы проверена», которую Лана надела на голову задумчивой статуи-русалки, льющей из хвоста воду, и там же ее и оставила. В фонтане они брызгались оба. С полчаса или около того они топтались около закрытого на обед магазина фототехники, в витрине которой стоял растреноженный телескоп внушительных размеров, – любовались им, гадали, хорошо ли через такой видно звезды? Ждали продавца, но не дождались и отправились гулять дальше.
Едва ли Мо помнил другой такой день, как этот, – день полный легкости и смеха, день шуток и объятий, день простого человеческого счастья. Он видел его, пил его и дышал им, он прижимал к себе Лану так часто и так крепко, как только мог позволить, он чувствовал себя распираемым радостью и готовым лопнуть мыльным пузырем.
Когда часы на здании магазина «Риттор», к которому они вышли в обед, показали половину второго, им срочно пришлось искать автобус, идущий в сторону «Иллюзиона».
Бег, остановка, захлопнувшиеся за спиной двери.
И снова смех. Она уткнулась носом ему в шею, он обнял ее за талию, вдохнул нежный аромат духов и блаженно прикрыл глаза.