Седьмое измерение

Я обижаюсь, когда они говорят, что из меня ничего не выйдет. Интересно, чего бы они хотели? Наверное, они хотят, чтобы я была такая, как они. Бегала бы на работу, как ошпаренная, а дома рассказывала, какой у меня дурак начальник. А я не хочу, не хочу!

По-моему, это очень скучно.

Я не хочу вырастать. Я хочу, чтобы мне всегда было шестнадцать лет. Если бы еще удалось достать джинсы, было бы совсем хорошо. Мальчишки сразу начинают дергаться, когда ты в джинсах. Из наших мальчишек никто не хочет идти по стопам. То есть, заниматься тем же, чем родители. Девчонки тоже не хотят. Я однажды сказала об этом папе, а он как-то зло усмехнулся и сказал:

— Ничего! Заставят как миленьких! Жизнь вас обломает.

Кому нужна такая жизнь?

Весь кайф в том, чтобы самопроявляться. У нас сейчас все самопроявляются. Алка носит на шее кожаный кошелек. Правда, он обычно пустой, потому что деньги она сразу тратит.

— Настоящая женщина должна уметь жить без денег, — сказала Алка.

Она два раза была в коктейль-баре. Ее туда водил какой-то кинооператор.

Другие тоже самопроявляются кто в чем. У одного коллекция пустых пачек из-под американских сигарет. Он ими оклеил стенку. У другой жуткие, совершенно жуткие платформы. Она ходит, как цапля, и боится с них свалиться. У Сашки из нашего дома есть эрдельтерьер. А у меня теперь есть Элтон Джон.

Я никому не разрешала дома заводить Элтона Джона. Но однажды пришла домой вечером и еще на лестнице услышала, что в квартире гремит "Крокодайл рок". Я открыла дверь ключом и увидела, что папа в нашей комнате ужасно прыгает и размахивает руками. Он не заметил, что я пришла. Папа был в расстегнутом плаще и в одних носках. Я стояла в прихожей совершенно обалдевшая и смотрела, как он пляшет. Папа тяжело дышал, подкидывал ноги, так что плащ задирался, приседал, очень смешно вертел задом, прищелкивал пальцами и временами невпопад выкрикивал:

— Рок! Рок! Рок!

Потом он вдруг вспрыгнул на тахту и стал прыгать на ней, как на батуте. Наконец он повернулся лицом к двери и заметил меня.

— Дщерь пришла! — закричал папа, и тут я увидела, что он пьяный. Знаешь, что главное в жизни? Самое главное — это вовремя вспрыгнуть на рояль! Рок! Рок!..

А Элтон Джон все визжал как заведенный.

— Ты знаешь, что такое рок? — закричал папа.

— Танец такой, — ответила я.

— Вот именно — танец! Это такой танец! — выкрикнул папа и вдруг сел на тахту, поставил ноги в носках на паркет и опустил голову. Руки у него повисли почти до пола.

— А где мама с Сережкой? — спросила я, потому что надо было что-нибудь спросить.

— Рок — это судьба, — хрипло сказал папа. — Ты этого еще не знаешь?

— Знаю, — сказала я. — Только я думала… — Думай больше, больше думай… — сказал папа, еще ниже опуская голову. — А мама с Сережкой в магазине, наверное. Или в кино мама с Сережкой. Не знаю я, где они.

1977

Языковой барьер

Сомнений не было: ребенок говорил по-итальянски!

Это выяснилось, когда Парфеновы пригласили к младенцу специалиста. До того они принимали первые слова Павлика за нечленораздельную, но несомненно русскую речь и пытались разгадывать их. Павлик подрастал, язык его становился выразительнее, но Парфеновы по-прежнему не понимали ни слова. Врач-логопед, к которому они обратились, заявил, что речевой аппарат Павлика в полном ажуре. Он так и сказал — "в ажуре", произнеся это слово на иностранный манер. И тут у Парфенова-отца мелькнула дикая догадка.

На следующий день он привел в дом полиглота. Это был его школьный приятель, работавший в одном из институтов Академии наук. Приятель принес погремушку, уселся рядом с кроваткой Павлика и спросил на десяти языках:

— Как тебя зовут, мальчик?

Парфеновы поняли только первый, русский вариант фразы.

Павлик посмотрел на гостя с интересом и произнес в ответ какую-то длинную тираду, в которой присутствовало слово «Паоло».

Полиглот расцвел и задал Павлику еще вопрос. Ребенок снисходительно кивнул и принялся что-то доверительно рассказывать. Он был в голубых ползунках и держался за деревянные перила, стоя в кроватке, как на трибуне.

Они поговорили минут пять на глазах ошеломленных родителей. Потом Парфенов осторожно потянул гостя за рукав и спросил шепотом:

— Что с ним?

— Да он у вас прекрасно говорит! Великолепное произношение! — воскликнул полиглот. — Правда, по-итальянски, — добавил он.

— Откуда у него эта гадость?! Совершенно здоровый ребенок! Он у нас даже ангиной не болел, — сказала Парфенова-мама.

— Может быть, у вас в роду были итальянцы?

— Клянусь, не было! — прижимая руки к груди умоляюще глядя на мужа, сказала Парфенова-мама.

— Может статься, и так, — мрачно отрезал Парфенов. — За всеми не уследишь.

Так начались в семье Парфеновых трудности сосуществования. Отдавать мальчика в детский сад было стыдновато, и Парфеновы с большими трудностями наняли приходящего переводчика-студента. Дошкольный период жизни Павлика прошел в неустанных попытках родителей выучить итальянский. Они затвердили несколько популярных фраз, но дальше этого дело не пошло.