— В порядке? Билл, ты в своем уме? Находиться здесь и быть в порядке, а особенно после того, что ты мне сообщил. Конечно, Билл, я в полном порядке. Я в дерьме, Билл Кроули, а ты спрашиваешь, в порядке ли я?!
Мы молча выкурили еще по паре сигарет. Черт подери, чем я заслужила подобную передрягу? Тем, что бросила в опостылевшего супруга чашкой? Воспоминание о моем метании чашек в мире Селин Баст слегка отвлекло меня. Губы даже растянулись в подобие улыбки, правда, довольно жалкое.
— Хорошо, Билл Кроули, что мне делать?
— Боюсь, то, что я тебе скажу, тебе совершенно не понравится.
— Ну?
— Как бы помягче выразиться… Попробуй поговорить с мужем. Только он может сейчас сделать так, чтобы твои счета были разморожены.
— Что?! Он никогда, слышишь, никогда не пойдет мне навстречу, или, клянусь, что я не знаю Алекса Форка.
Билл Кроули улыбнулся.
— Мне кажется, что ты совершенно забыла про вторую новость.
Он открыл кейс и выложил передо мной стопку свежих утренних газет.
Заголовки разрывались кричащими сенсациями: «ЦВЕТЫ И БЕЗУМИЕ», «БИЛЛ КРОУЛИ ПРОТИВ СТИВЕНСА», «ЦВЕТЫ СЧАСТЬЯ» и еще две или три в таком же духе.
— У тебя есть друзья, Клавдия, и они встали на твою защиту.
— Но как они все узнали?
— Ты совершенно забыла, как писала им записки, чтобы они поскорее нашли меня? Признаю, это было гениально, я бы не додумался до этого. Они нашли меня сами, а мой почтовый ящик и автоответчик просто разрывались от входящего потока сообщений. Мы подумали и решили, что самый лучший способ вытащить тебя отсюда — это общественный резонанс. К тому же твоя бывшая медсестра Марж Уинслет дала интервью, в котором рассказала, что ее уволили после того, как узнали, что все это время она помогала тебе. Она в подробностях рассказала о твоих беседах с ней и характеризовала тебя как совершенно здорового человека, которого удерживают здесь незаконно.
Слезы снова тонкими струйками сбегали по щекам, с одной только разницей — теперь я плакала от счастья.
Новое утро нового дня. Билл Кроули уехал. Я осталась. У меня были сутки, чтобы навсегда попрощаться даже с этим жалким подобием уюта, которым располагает моя нынешняя келья. Завтра утром я буду спать на грязных простынях государственного корпуса.
Думать совершенно не хотелось, и я начала разбирать записи своих снов, сделанные ранее. Надо попытаться привести их в порядок. Я бы дорого заплатила за возможность перенести сюда те листы бумаги, которые я успела исписать в мире Селин. Сейчас память, затертая новыми переживаниями, уже не может так красочно воспроизвести то, что мне довелось пережить. Я докурила последнюю сигарету, оставленную Биллом, и начала писать:
«Я проснулась в месте, далеком от того, где уснула. Вокруг не было ни стен больничной палаты, ни звуков шагов по коридору. Солнечный летний день, свежая, мягкая трава, на которой я и открыла глаза…»
За работой время всегда летит незаметно. Я в этом убедилась еще в тот далекий период, когда самостоятельно составляла букеты в своей цветочной лавке. Вот и сейчас я совершенно не заметила, как в мою палату ворвался мой несостоявшийся бывший муж Алекс Форк. Алекс был небрежно одет и зол, как сто колдунов Вуду, встретившихся в полнолуние в одном храме. Сравнение с колдунами мне понравилось, и я сразу же взяла его на карандашик. Только закончив записывать, я подняла глаза на мужа, этим выбесив его окончательно.
— Здравствуй, Алекс!
Я помнила наш последний разговор с Биллом, в котором тот убеждал меня, что спокойствие и выдержка — единственные козыри, которые мы можем спрятать в рукав моей больничной пижамы.
— Привет, Клав! — так этот идиот сокращал мое имя с нашей первой ссоры, — какого черта ты творишь? К чему вся эта шумиха с газетчиками?
— Дорогой, неужели газетчики волнуют тебя больше, чем судьба твоей жены, которую пытались изнасиловать?
— Меня сорвали из отпуска…
— Который был оплачен моими деньгами. Хватит, Алекс. Ты здесь вовсе не потому, что мне интересно слушать о твоем отдыхе или жаловаться на судьбу. Алекс Форк, все мои счета заморожены, на счет клиники не поступают деньги за мое содержание в частном секторе, и завтрашнее утро я встречу в государственном корпусе. Думаю, что это невыгодно нам обоим.
Он слушал меня молча. И это уже само по себе было свидетельством сложной умственной работы.
Прошло минут десять прежде, чем он наконец произнес:
— Я не знал об этой ситуации. Что касается государственного корпуса, я поговорю со Стивенсом. Думаю, он сможет пойти нам навстречу, если учесть то недоразумение, которое недавно случилось по его вине.
Недоразумение. Вот как это называется. Простое недоразумение. Моя бровь истерично дернулась, и это не укрылось от Алекса.
— Как ты? Клавдия?
Он положил руку мне на плечо. В душе, где-то очень глубоко, шевельнулось что-то теплое, бесконечно забытое. Всего на секунду.
— Я пытаюсь выжить, Форк, — выдавила я голосом более холодным, чем хотелось. Алекс сухо кивнул и вышел.