Селин Баст. Жизнь во сне

Он быстро удалился в подсобку и не возвращался в течение десяти минут. Я уже начала терять терпение, подумывая разбить пару безделушек, чтобы привлечь его внимание, как он вернулся.

В руках торговца была пачка писчей бумаги и три шариковых ручки самого древнего вида. Даже, учась в школе, я использовала более презентабельные материалы. Но это осталось так далеко, что воспоминания об этом не приносили мне никакой пользы.

— Это подойдет. Сколько?

— Двадцать золотых, леди.

С ума сойти. Жаль, что я так и не удосужилась пересчитать золото по курсу доллара. Хотя, думаю, что у меня бы это вряд ли получилось. Я развязала мешочек с золотом, выданный мне мэром. Практически половину за пачку бумаги.

— Я думаю, мы можем сговориться о более низкой цене.

Глаза торговца подленько сверкнули, а рука уже тянулась за арбалетом, висевшим на стене за спиной. В этот момент дверь распахнулась, и в лавку протиснулся Одноглазый Макс.

— Какого черта ты здесь застряла?

— Меня уговаривают заплатить двадцать золотых за пачку аналоговой бумаги, Макс.

— Понятия не имею, зачем тебе потребовалась эта рухлядь, но мы заплатим два и уйдем отсюда.

— Не думаю, что у вас это получится, Господа.

Торговец уже взвел курок арбалета, направленного мне точно в голову. Похороны в закрытом гробу меня сегодня никак не прельщали.

— Послушай, старик, ты действительно думаешь, что при помощи ржавого арбалета справишься с двумя наемниками, за головы которых борется полиция двух государств?

Руки торговца бессильно опустились.

— Берите и уходите.

Макс бросил на стол две золотые монетки, и мы вышли, прихватив покупки.

Макс на ходу запихнул бумагу и ручки в мой походный рюкзак и направился в сторону ближайшей таверны.

— Сейчас мы съедим по тарелке горячего жаркого и выпьем по кружке эля, а сразу после этого мы пойдем дальше. Я ходу добраться в Норфолк по хорошей погоде.

— Макс, ты заплатил ему честную цену за бумагу?

— Я заплатил цену, которая в два раза превышает честную цену черного рынка. И только поэтому он не поднял крика.

Таверна была настолько же непривлекательной, как и город, в котором она располагалась. Помещение с засаленными низкими потолками, освещенное лишь слабой масляной лампой под потолком. Дубовые скамьи и стулья, также не отличавшиеся чистотой. Макс заказал себе жаркое и эль. Я сделала то же самое. За обед расплатился кузен. Возражать не хотелось.

— Макс, расскажи мне о запрете религии.

Я уже потянулась за листком бумаги, чтобы делать подробнейшие записи.

— Позже, Селин. Сейчас мой рассказ и твоя бумага привлекут слишком много ненужного внимания. Таверна «Лысый петух» никогда не славилась излишним гостеприимством, кому это знать, как не тебе.

Я понимающе кивнула, хотя не понимала ровным счетом ничего. К нам подошла официантка. Миловидная девушка с сельским лицом и пышной грудью, соблазнительно вываливающейся из корсажа. Она разносила горячую еду на большом круглом подносе и поэтому была еще более соблазнительна.

— Здравствуй, Селин.

Она улыбалась мне, словно старой знакомой, а я лишь сухо кивнула.

Это ее расстроило, и она молча поставила еду на наш столик и удалилась, покачивая аппетитными бедрами. Я проводила ее взглядом до двери кухни, за которой она скрылась, после чего сделала большой глоток крепкого эля.

— Ты не особенно приветлива сегодня, кузина.

Макс жевал кусок говядины, который, к его великому счастью, оказался в жарком.

— В смысле?

В моем жарком крупных кусков мяса не наблюдалось, и я могла разговаривать без особого труда и, не издавая кошмарных чавкающих звуков, в отличие от кузена.

— Твоя любовь к женщинам угасла?

Зря я решила хлебнуть эля. Я резко выдохнула, и Макс был орошен им в достаточной мере, чтобы захотеть меня убить здесь и сейчас.

— Что?

Одноглазый Макс вначале побледнел, потом покраснел, а потом разразился громовым хохотом.

— Ты и этого не помнишь?

— Черт! Макс, не помню чего?

— Селин, сколько я тебя помню, ты всегда отдавала первенство своей кровати женщинам!

С ума сойти! Мало того, что в этом мире я — наемный убийца, так я еще и лесбиянка. Надеюсь, хотя бы не радикальная. Я засунула в рот остатки жаркого, залпом допила эль и вышла из таверны, не прощаясь. На улице начал накрапывать мелкий дождик, что окончательно испортило мне настроение. Несколько минут спустя меня нагнал Одноглазый кузен, и мы отправились преодолевать дальнейшее расстояние в гробовом молчании.

До привала не произошло ничего интересного, а сам привал был сделан сильно после заката солнца. Макс был готов идти и ночью, но я валилась с ног от усталости и требовала еды. Мы развели костер и раскинули вокруг него оделяла, на которых планировали провести эту ночь. Ужин был снова из ненавистной мне чечевицы. После того, как мы расправились с остатками каши, Макс забил вишневую трубку и произнес:

— Ты хотела что-то узнать, Селин. Что именно?

— Расскажи мне о том, как запретили религию.

— Это было давно, и от этого остались только легенды и истории. Не уверен, что смогу вспомнить во всех подробностях хотя бы одну из них, но общий смысл попробую тебе объяснить.