Семь лет в Тибете

Театральная неделя в Летнем саду заканчивалась, и актеров приглашали играть в дома знати и монастыри. Таким образом, театральный сезон продолжался примерно месяц. Представления посещало большое количество людей, и полиции часто приходилось вмешиваться, чтобы поддержать порядок.

В этом году мое положение значительно улучшилось. Я полностью обеспечивал себя и подумывал о приобретении личного жилья. Безмерной была моя благодарность Царонгу – он открыл перед нами двери своего дома и помог обустроиться в Лхасе. Начав зарабатывать деньги, я платил ему ренту.

В последнее время мне поступало много предложений воспользоваться домами и садами друзей, временно отбывших в провинции. В итоге я решил поселиться в одном особняков министра иностранных дел Сургханга. По тибетским меркам здание считалось едва ли не самым современным в городе. Оно имело массивные стены, множество небольших окон и чрезмерное количество комнат. Я запер ненужные и расположился в остальных. Спальню устроил в комнате, где раньше всего появлялось солнце. Там возле кровати стояло радио, а стены украшали иллюстрации из альпийского календаря, вероятно попавшего в Лхасу в качестве рекламы швейцарских часов. Ярко раскрашенные резные шкафы и сундуки напоминали мебель в доме европейского крестьянина. Каменные полы дома слуги с удовольствием полировали до блеска, смазывая жиром от свечей и катаясь потом по комнатам в шерстяной обуви, соединяя приятное с полезным. Каждую комнату украшали цветные ковры – небольших размеров, поскольку в Лхасе потолки поддерживали колонны. В городе жили известные изготовители ковров. Мастеров приглашали к знати, и те прямо на месте, сидя перед деревянной рамой, ткали яркие цветные изделия нужной величины и формы, с классическими рисунками: драконами, павлинами, цветами и различными орнаментами. Созданные умелыми руками, ковры передавались из поколения в поколение. Шерсть – очень прочный материал, а краски, изготовленные из коры деревьев, зеленых орешков и растительных соков, не теряли цвет столетиями.

Для своего кабинета я заказал письменный стол и чертежную доску. Местные столяры прекрасно реставрировали старую мебель, но в ответ на просьбу изготовить что-нибудь новое они терялись. Творческая инициатива не приветствовалась ни в одной профессии или ремесле. Эксперименты не поощрялись ни в школах, ни в частных предприятиях.

В столовой находился алтарь, который слуги обхаживали с особой тщательностью. Каждый день семь кувшинов наполнялись свежей водой для богов, а масляные лампы никогда не гасли. Я жил в постоянном страхе ограбления: на идолах были диадемы из чистого золота и бирюзы. К счастью, мои слуги оказались весьма преданными, и ни разу у меня ничего не пропало.

По всем углам крыши моего дома стояли деревья для вывешивания молитвенных флагов. На одном из них нашлось место для радиоантенны. Очаг для благовоний и другие приносящие удачу атрибуты любого лхасского жилища я старался сохранить в нетронутом виде, не нарушив ни одну из тибетских национальных традиций.

Вскоре дом стал для меня родным, и я всегда с удовольствием возвращался туда после работы или посещения друзей. Меня ожидали слуга по имени Нийма, теплая вода и чай, а также чистота, спокойствие и уют. Иногда мне хотелось уединения, но тут возникали проблемы: в Тибете слуги обычно сидели рядом с хозяевами, ожидая приказаний, либо без стука входили в комнату, подавая чай. Однако Пийма уважал мои чувства, а его преданность не знала границ. Если я уходил куда-нибудь вечером, он, боясь нападения на меня по дороге домой, всегда ждал у ворот, игнорируя приказ идти спать. Вооруженный револьвером и саблей, Нийма готовился положить жизнь за господина. Часто ли встречается подобная преданность?

Его семья тоже жила в доме, демонстрируя мне, какова тибетская любовь к детям. Если один из них заболевал, Нийма не скупился пригласить лучшего ламу-лекаря. Со своей стороны, я делал все возможное, чтобы мои слуги чувствовали себя хорошо. Мне нравилось видеть вокруг жизнерадостных людей. Я направлял их в Индийскую миссию для вакцинации и лечения и держал под постоянным присмотром: на собственные болезни взрослые тибетцы внимания не обращали.