Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Когда я пришла на мост, она была уже там. Я знала, что она меня ненавидит, но до той минуты не представляла себе всей силы этой ненависти. Она показалась мне тогда одержимой. Может быть, и вправду рассудок ее был слегка помрачен? Откуда иначе такая способность к лжи, такое коварство, какими только маньяки и наделены? Как могла она, с таким зарядом ненависти, ежедневно встречаться со мной? Слов ее я повторить не могу. Они были отвратительны, жгли меня! И выглядела она ужасно. Сначала я просто онемела, а потом зажала уши и кинулась бежать, а вслед мне неслись оскорбления и угрозы.

– Она осталась стоять на том самом месте, где ее потом нашли?

– В двух-трех ярдах оттуда.

– Если она погибла вскоре после вашего ухода, как же случилось, что вы не слышали выстрела?

– Не слышала, мистер Холмс. Я была в таком ужасе, что мной владело только одно стремление – скорее оказаться дома, в тишине, успокоиться. Я не была способна что-нибудь услышать.

– Итак, вы вернулись в свою комнату и до утра ее не покидали?

– Нет, когда поднялась тревога и сказали, что бедную миссис Гибсон нашли убитой, я побежала туда вместе с остальными.

– Мистер Гибсон там был?

– Я встретила его, когда он уже шел от моста к дому. Он послал за врачом и полицией.

– Он был взволнован?

– У мистера Гибсона, что называется, стальные нервы, и он очень сдержан во внешнем проявлении своих чувств. Но, зная его достаточно близко, я поняла, как глубоко он потрясен.

– А теперь нам нужно выяснить очень важный вопрос. Этот револьвер, который у вас обнаружили, вы его раньше когда-нибудь видели?

– Никогда, даю вам слово.

– Когда его нашли у вас?

– Назавтра, при обыске.

– В вашем чемодане?

– Да, под бельем, на самом дне.

– Можете вы хотя бы предположить, сколько дней он там пролежал?

– Накануне его там не было.

– Почему вы говорите так уверенно?

– Я перекладывала все содержимое чемодана в тот день.

– Так. Остается только одна версия: кто-то вошел к вам в ваше отсутствие и сунул револьвер в чемодан, чтобы навлечь на вас подозрение в убийстве.

– Наверное, так.

– А когда, по вашему мнению, это легче всего было сделать?

– Только во время ленча или когда я была в классной комнате с детьми.

– После того, как вы получили записку, проводили ли вы время у себя в комнате?

– Я почти весь день туда не заходила.

– Большое спасибо, мисс Данбар. Может быть, вы хотите сообщить еще что-нибудь, что могло бы оказаться полезным следствию?

– По-моему, я все сказала.

– Да, еще один вопрос! Там, на парапете моста, как раз напротив места, где обнаружили покойную, есть совсем свежий скол, видимо, след от удара. Что вы думаете о его происхождении?

– Что я могу думать? Совпадение, наверное.

– Разве вас не удивляет, мисс Данбар, что скол появился как раз в том самом месте, где произошло убийство, и примерно в тоже самое время?

– Я не могу даже предположить, отчего он мог появиться. Ведь нужен очень сильный удар…

Но Холмс уже не поддерживал диалог. Его бледное энергичное лицо стало неподвижным, и на нем появилось хорошо мне знакомое отсутствующее выражение – свидетельство напряженной работы мысли и предчувствия счастливого озарения. Эта внутренняя концентрированность была так очевидна, что ни один из нас не решался произнести хоть слово. И барристер, и мисс Данбар, и я – все трое мы не сводили с него глаз. Вдруг Холмс вскочил, весь наэлектризованный нервным возбуждением и полный жажды немедленно действовать.

– Идем, Ватсон, идем! – воскликнул он.

– Куда вы, мистер Холмс?

– Не волнуйтесь, вы все узнаете, моя юная леди. Мистер Каммингс, вас я тоже немедленно извещу. Вы получите такое дело, которое взбудоражит всю Англию. Мисс Данбар, потерпите до завтрашнего утра и поверьте мне, тучи, собравшиеся над вашей головой, рассеются. Я уже вижу, как сквозь них пробивается светлый луч правды.

От Винчестера до Торского моста вроде бы недалеко, но мне, изнывавшему от любопытства и нетерпения, путь показался невыносимо длинным, а уж Холмсу просто бесконечным. Клокотавшая в нем внутренняя энергия не давала ему и минуты усидеть на месте, он расхаживал взад-вперед или выбивал пальцами дробь на вагонном сиденье. Но на последнем перегоне он вдруг уселся напротив меня, положил обе руки мне на колени, а в глазах у него прыгали бесенята – мне уже не раз случалось наблюдать его в таком настроении.

– Ватсон, – произнес он вкрадчиво, – вы ведь не ходите на дело безоружным?

Конечно, отправляясь с Холмсом по его делам, я всегда брал с собой револьвер, и делал это, главным образом, ради него: если он захвачен задачей, соображения безопасности перестают для него существовать. Бывали случаи, когда мой револьвер оказывался совсем не лишним, и я ему об этом напомнил.

– Да, конечно. Простите, дорогой друг. Ну, а сейчас он у вас с собой?

Небольшой, короткоствольный и потому очень удобный для ношения в заднем кармане брюк, но при этом абсолютно надежный револьвер был и сейчас при мне.

Холмс взвесил его на ладони.

– Увесистый предмет, что и говорить, – заметил он.

– Солидное изделие.