Шорохи и громы

– Она была у меня из Москвы, я служил в Загорске. Привез её сюда, в Ереван. Жили у меня. Однажды пришел в 3 часа ночи с товарищем. Она говорит: очень устала, буду спать. Я сам накрывал стол. Понимаешь, у нас это не полагается… Утром с товарищем поехали в аэропорт, купили билет, вернулись. Ну как, отдохнула? Собирайся, ты ведь сегодня уезжаешь. Спасибо за прошлое, спасибо за настоящее. Только через три дня спохватился. Сейчас жалею.

Пронзительные звуки аккордеона. Пальцы столяра.

Кривой маршрут

Кому-то в Смольном в 1970-м году пришло в голову посадить журналистов всех ленинградских изданий в спальный вагон и отправить по европейской части страны, в те места, где работает продукция наших заводов. Группа собралась человек в двадцать – заводские газеты, городские, центральные. Мы с прозаиком Алексеем Л. представляли журналы: он – «Аврору», я – «Костер». Нас должны были прицеплять к разным поездам, каким нам заблагорассудится, а чтобы на железной дороге страны нас уважали, нам дали в «дядьки» Михаила Леонтьевича Коршунова, чью форменку украшала Звезда Героя труда. Ох, эффектное это было зрелище, когда Михаил Леонтьевич появлялся в кабинете начальника станции или перед бригадиром какого-нибудь занюханного поезда. А как он любил с деловым и решительным видом пройти по вагонам, по всем этим распаренным и расхристанным плацкартным, да хоть и по чинным СВ. Тотчас все головы оборачивались к его Звезде. Герой-железнодорожник был редкостью. Я его всё пытал: «– Михаил Леонтьевич, за что получили?» Он смущался: «– Да вот, понимаешь, вызвали, говорят: мы тебя представили…» Никаких трудовых подвигов он за собой не знал. Но разнарядка – великая неодолимая сила. И он стал героем.

Сначала нас отправили в Москву, потом прицепили к ташкентскому поезду, пропахшему ароматной узбекской едой, которую готовили себе проводники. Он дотянул нас до Волги, крутившей (на свою погибель) турбины Ленинградского Металлического завода. Неподалёку, в Тольятти, резвились ленинградские станки, оснащая «Жигули», которые каждые 22 секунды сползали с конвейера. Потом севастопольский поезд втянул нас в кубанские степи и там оставил разбираться, как работают могучие тракторы «Кировец». Далее мы оказались на Северном Кавказе, в станице Зеленчукской, где на высоте более 2 тысяч метров среди альпийской растительности сооружался самый мощный в мире, по тем временам, азимутальный телескоп с шестиметровым зеркалом, отлитым на ЛОМО. Оттуда наш путь лежал в Одессу: там стояло научно-исследовательское судно «Космонавт Владимир Комаров» – детище Балтийского завода. И завершался наш кривой маршрут в Киеве, в институте Патона.

Менялись географические зоны и часовые пояса, мелькали усталые лица директоров и проворных секретарей райкомов, одни производственные заботы сменялись другими, сыпались цифры, ломились от угощений столы, провозглашались тосты. Не успеешь познакомиться, разговориться, втянуться в заманчивый материал, а ты уже захмелел, и пора ехать. Впечатления были сильные, но поверхностные, толща жизни – непроницаемой. Поражала грандиозность человеческих усилий, но отсутствовал сам человек. Мне было стыдно за наше верхоглядство и торопливость.

Впрочем, газетчиков это, вероятно, мало смущало. На каждой стоянке к нашему вагону, отдыхавшему на запасных путях, связисты протягивали телефонный кабель, ставили аппарат, и в газеты летели свежие репортажи, корреспонденции. Мы же с Лешей томились бездельем, что-то записывали в своих блокнотах, трепались, попивали винцо. Знакомые журналисты, заходя к нам, сетовали: хорошо вам, писателям! Хорошо-то хорошо, но получалось, что время уходило впустую. Особенно жаль было покидать обсерваторию – что-то там интересное закручивалось, а парни были такие, что уходить от них не хотелось.

Я решил, что вернусь туда нынче же летом. Я еще не знал тогда, что вернусь и в Тольятти, и на черноморские верфи, и что вообще несколько лет буду мотаться, как угорелый, по заводам, фабрикам, промыслам, гидроэлектростанциям, собирая материал для книги о труде, о профессиях, о чудесных изделиях и талантливых людях, которую я затеял. Первый же азартный толчок, или, как говорят артисты, «кураж» сделать хорошую познавательную книгу в духе Бориса Житкова на замызганную и опостылевшую всем «рабочую тему» охватил меня именно в этой поездке, при знакомстве с людьми, от которых мы так поспешно и постыдно сбегали. Книга появится почти через десять лет.

Минералы Урала

Вот я, наконец, в геологической партии. Мечта сбылась. Это Режевская партия Зауралской экспедиции.

… В конце дня геологи пошли «камеральничать». На столах разложили куски породы, которые принесли в сумках и рюкзаках. Геологов человек десять, из них трое – инженеры, остальные техники. Кроме парней, две девушки в фуфайках, брезентовых куртках – лица нежные, руки грубые. Техники определяют и описывают материал – керны. Инженеры составляют профили. Удивительно, до чего это коллективный труд. Над каждым интересным камнем собираются все, спорят, предлагают.

– А это бачишь?