Синдром отмены

Я ложусь на пол и закутываюсь словно саваном покрывалом и погружаюсь в дрему. Время от времени я вздрагиваю, не давая сну полностью овладеть мной. Мой мозг отключается, на секунду мне кажется, что я разглядываю лоб человека, погруженного в воду.

Я испытываю облегчение, но мое сердце наполняется печалью. Я не могу изменить порядок вещей и оказаться среди живых. Там, где-то на другой половине земли, мои дети, от которых я отрекся. Я сам подписал себе приговор, я сам покончил жизнь самоубийством. Мама, зачем?

Ночью мне снилось, что я в одной постели с женой. Мы лежим и молчим. Я думаю: почему мы не можем поговорить обо всем откровенно, почему мы замкнулись в молчании? Неожиданно жена начинает меня целовать в губы. Ее поцелуй сладок и даже приятен, хотя наяву я никогда не думаю о ней, как о желанной женщине. Если бы я продолжал любить ее или испытывать привязанность, я бы не заходил в своем упрямстве так далеко, я бы давно уже вернулся. Но в том и дело, что между нами установилось молчание, и оно как необитаемый безжизненный континент с каждым днем наполняется все большим значением. Я сплю в постели с другой женщиной, но в моей душе продолжает жить эта раздельность. Мысленно я часто возвращаюсь к прошлой жизни, разглядываю фотографии бывшей жены, своих детей – я чувствую себя преступником, приговорившим самого себя к пожизненному сроку и это не делает меня счастливее. Думаю, что это беспокоит женщину, с которой я живу тоже, я не принадлежу ей, я постоянно где-то еще, в другой жизни, от которой я не могу оторваться. Но может это и не так плохо? Часть меня продолжает жить прошлым, и это тоже признак жизни, разве нет? Я не супермен, и мне следует прислушаться к собственным чувствам, чтобы научиться их понимать. Возможно так я научусь лучше понимать себя? Я не могу просто игнорировать то, что со мной случилось, я должен понять, что произошло. Я хочу научиться жить в ладу с самим собой и не причинять вреда другим людям.

Как стать более человечным? Как приблизиться к самому себе? Как перестать выдумывать себе образы и отказаться следовать за теми сценарными ходами, которые им предписаны? Как научиться отделять хорошее в себе, от плохого? Как оставлять за дверью все зло, что прилипло к моим подошвам, входя в чужую жизнь? Я не знаю, могу ли я исправить старые ошибки, но, по-крайней мере, я бы не хотел делать новых по старым лекалам. Поэтому так важно научиться разговаривать, не давать молчанию овладевать нами. Может мы могли бы многое исправить, если бы научились доверять друг другу свои мысли? Или мы могли бы научиться мыслить так, что нам нечего было бы скрывать друг от друга? Это похоже на некий алгоритм, который мы устанавливаем, культивируя свое сознание, чтобы оно походило на возделанный сад, а не на дикие, непроходимые джунгли, полные диких и опасных животных. Я бы не хотел испытывать страх, гнев или ярость, думая о своем прошлом. Пусть все в нем мне будет понятно, так у меня будет меньше шансов невольно ранить или уязвить себя, меньше повода для паники, отчаяния или стыда.

Мама, мама – вот тебя и не стало.

Вот тебя и не стало, мама.

Что стало с моей уверенностью,

что тебя слишком много?

а мне досталось так мало,

когда ты ушла,

и вовсе, как отрубило:

пост круглый год,

никаких излишков,

но ты позаботилась

– должно быть знала -

оставила деньжат на книжке.

Не много, но и не мало:

на жизнь целую не хватит, конечно,

но хватит, чтобы начать латать

свое одиночество.

Я начал с того, что пил и таскался за бабами,

я прожил жизнь за одно лето,

к осени выдохся, к весне развелся,

бросил пить после больницы.

Так прошло полтора года,

в чужой квартире, с чужой женой,

где мы заполняли бреши:

шили-латали,

лечили раны на скорую руку,

до пьяного пота любили друг друга,

вполне безопасно, впрочем,

почти невинно,

как дети, брошенные родителями,

на произвол судьбы.

Я трезвел постепенно,

заполняя время строчками,

сочиняя истории одну за другой,

в которых не было вымысла.

Пятую свою повесть,

на которую не было спроса

я написал за полгода.

Что делать дальше?

Поставить точку

и начать жизнь с начала?

Зачем, если из нее исчезли все звуки,

шум городов, улиц.

Я остался один на один с прошлым

которое не имело смысла,

я покончил с собой,

оставаясь формально живым,

здоровым и на удивление трезвым.

Я решил показать жизни спину,

уставшего от нее человека,

ни в отца и не в мать -

слишком жадных, слишком открытых,

я же подобен бревну, мертвому дереву,

крокодилу,

лежащему по ноздри в тине,

поджидающего свою жертву.

Подойдя слишком близко,

ты замечаешь мои глаза

цвета болотной жижи,

и называешь меня по имени.