– Ну, не скрытничай, Шарлотта. У кого-нибудь из вас что-то с ним есть?
Тем временем мистер Уитмен стал за свой пульт и велел нам заняться Шекспиром и его сонетами.
В виде исключения я была ему за это очень благодарна. Лучше Шекспир, чем Гидеон! Разговоры вокруг стихли, уступив место вздохам и шуршанию бумаг. Я успела только услышать, как Шарлотта ответила: «Ну, у Гвенни совершенно точно нет».
Лесли сочувственно посмотрела на меня.
– Она себе даже не представляет, – прошептала она. – Собственно, её можно только пожалеть.
– Да, – шепнула я в ответ, но на самом деле мне было жаль самоё себя. Вторая половина дня в обществе Шарлотты будет совершенно точно колоссальным удовольствием.
Лимузин на сей раз ожидал нас после уроков не прямо перед школьными воротами, а был деликатно припаркован несколько дальше. Рядом с ним нервно вышагивал рыжий мистер Марли, который при виде нас занервничал ещё больше.
– Ах, это вы, – недовольно сказала Шарлотта, и мистер Марли залился краской. Сквозь открытую дверцу Шарлотта бросила взгляд в салон лимузина. Он был пуст, не считая шофёра – и Хемериуса. Шарлотта выглядела разочарованной, что меня несколько прибодрило.
– Надеюсь, ты по мне скучала? – Хемериус довольно развалился на сиденье. Мистер Марли сел спереди, а Шарлотта устроилась рядом со мной и молча уставилась в окно.
– Это хорошо, – продолжал Хемериус, не дожидаясь моего ответа. – Но ты, конечно, понимаешь, что у меня, помимо присмотра за тобой, есть и другие обязанности!
Я закатила глаза, и Хемериус захихикал.
Мне его действительно не хватало. Уроки тянулись как резина, а когда миссис Каунтер завела свою бесконечную волынку о полезных ископаемых Балтии, мне страшно захотелось увидеть Хемериуса и услышать его замечания. Кроме того, я бы с радостью представила его Лесли (это уж как получится). Лесли, кстати, была совершенно очарована его описанием, несмотря на то что мои попытки нарисовать его были не слишком лестными для бедного водосточного демона («А что это за прищепки?» – спросила она, показывая на изображённые мною рожки).
– Наконец-то невидимый друг, который может оказаться полезным! – сказала она с воодушевлением. – Ты подумай: в отличие от Джеймса, который только и может бессмысленно торчать в своей нише и ныть по поводу твоих манер, этот водосточный призрак сможет для тебя шпионить и подсматривать за закрытыми дверями!
Мне подобная мысль не приходила в голову. И в самом деле – сегодня утром в этом эпизоде с реди… реви… короче, с устаревшим названием сумочки Хемериус оказался действительно полезным.
– Хемериус может стать нашим тузом в рукаве, – добавила Лесли. – Не то что этот капризный бездельник Джеймс.
К сожалению, в отношении Джеймса она была права. Джеймс был – м-да, кто же он был, собственно говоря? Если бы он гремел цепями или заставлял люстры дрожать, то его официально можно было бы назвать школьным призраком. Джеймс Огаст Перегрин Пимплботтом был симпатичный юноша примерно двадцати лет, в белом напудренном парике и сюртуке в цветочки – и он был мёртв вот уже 229 лет. Наша школа была когда-то его отчим домом, и он, как и большинство призраков, не желал осознавать, что он уже умер. Для него столетия его призрачной жизни были просто кошмарным сном, от которого он надеялся пробудиться. Лесли предполагала, что свет в конце тоннеля он просто-напросто проспал.
– Джеймс не такой уж бесполезный, – возразила я. Только накануне я решила, что Джеймс как житель XVIII века очень даже может оказаться полезным – к примеру, научить меня фехтовать. В течение пары часов я радовалась грандиозной перспективе владеть шпагой так же ловко, как Гидеон – благодаря Джеймсу. К сожалению, это оказалось колоссальным заблуждением.
На нашем первом (и, скорей всего, последнем) уроке фехтования, состоявшемся на большой перемене в пустом классе, Лесли каталась по полу от смеха. Естественно, она не могла видеть ни Джеймса, ни его сугубо профессиональные – на мой взгляд – движения, и не могла слышать его команд («Парируйте, мисс Гвендолин, парируйте! Терция! Прима! Терция! Квинта!»). Она видела только меня, отчаянно размахивающую указкой миссис Каунтер против невидимой шпаги, которую можно было рассечь как воздух. Бесполезно. И смешно.
Когда Лесли отсмеялась, она сказала, что пусть Джеймс лучше преподаст мне что-нибудь другое, и Джеймс, в виде исключения, с ней согласился. Фехтование и сражения любого рода – это мужское дело, сказал он, а самое опасное, что можно доверить рукам девушки, – это игла для вышивания.
– Мир, без сомнения, был бы лучше, если бы и мужчины придерживались этого правила, – заметила Лесли. – Но пока они этого не делают, женщины должны быть наготове. – И Джеймс почти упал в обморок, когда Лесли вытащила из своей школьной сумки двадцатисантиметровый нож. – Это поможет тебе защититься, если в прошлом на тебя нападёт какой-нибудь мерзавец.
– Он выглядит как…
– Японский кухонный нож. Режет овощи и сырое мясо как масло.
У меня по спине поползли мурашки.