Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь

И, конечно, если бы он услыхал эти «нелепости» в то печальное время, когда они навсегда закреплялись в нашем речевом обиходе, он направил бы против них всю свою несокрушимую логику, и русский язык был бы очищен от них, и наши великие классики не писали бы, например, меньшая половина избы или большая половина избы, потому что и Достоевский, и Толстой, и Глеб Успенский узнали бы от него раз навсегда, что половина — это одна из двух равных частей и не может быть ни больше, ни меньше другой половины.

И, конечно, было бы лучше всего, если бы, изгнав из русского языка все подобные «нелепости», Тимофей Захарчук внес бы свои коррективы и во французский язык, и в немецкий.

Ведь в самом деле пора объяснить недогадливым немцам, что если слово Eisen у них означает железо, а Hufeisen — железные подковы, никоим образом нельзя называть серебряные подковы — Silberne Hufeisen, так как даже малому ребенку известно, что железо не бывает серебряным. Между тем они все говорят Silberne Hufeisen и не видят здесь никакого абсурда.

И нужно же им понять наконец, что, так как alter по-ихнему старый, а jung — молодой, они совершенно напрасно сочетают эти несовместимые понятия в словах ein alter Junggeselle, то есть старый молодой парень, обозначая этим «противоестественным» сплавом двух несовместимых понятий закоренелого холостяка.

У французов тоже немало таких выражений, которые могут показаться прямым издевательством над самыми элементарными законами логики.

У них, например, в ходу выражение au jour d’aujourd’hui, обозначающее нынче, сегодня, и по своей опрометчивости эти люди даже не замечают, что здесь нет ни малейшего смысла: ведь день сегодняшнего дня — тавтология.[234]

Впрочем, та же тавтология и в русском сегодняшнем дне: сегодняшний происходит от слов сего дня. Получается: день сего дня.

Или возьмем французское слово orangerie. Оно происходит от слова orange — апельсин. Но французы давно уже забыли об этом и стали называть orangerie всякую стеклянную теплицу, хотя бы в ней были одни огурцы. А за ними и мы говорим: оранжерея, даже если в этой «апельсиннице» нет ни одного апельсина!

Такими же «нелепостями» засоряют свой язык англичане.

У них есть, например, выражение: she enjoys poor health. На русский язык оно переводится так: «у нее слабое здоровье», но буквальный его смысл такой: «она получает удовольствие от своего нездоровья».

И так у них говорят все, даже классики, и с этим ничего не поделаешь.

Кстати: те же англичане на каждом шагу говорят: «вы страшно добры» (it is awfully kind of you), «это ужасно приятно» (it is terribly nice).

Несмотря на протесты всевозможных рационализаторов речи, форма эта утвердилась в языке. Она есть и у французов, и у немцев, и здесь тоже ничего не поделаешь.

Знаменитый испанский лингвист академик X. Касарес в своем «Введении в современную лексикографию» (русский перевод, М., 1958) пытается найти психологические объяснения тому, что в испанском языке слово formidable (ужасный, страшный) стало выражать высшую степень восхищения. В русской фамильярной речи эта форма живет уже больше столетия.

Белинский в письме к Тургеневу:

«Некрасов написал недавно страшно хорошее стихотворение» (1847).

И Чехов в «Драме на охоте»:

«Она мне поправилась страшно».

И М. Ф. Андреева в своих воспоминаниях о Маяковском:

«Страшно радовался, что находил много брусники».

И Федин в беседе со спецкором:

«А ведь страшно хочется все увидеть своими глазами».

Пусть поймут, что язык — не математика и что в каждом, решительно в каждом живом языке укоренилось немало «нелепиц», которые давно узаконены временем.

Когда Тимофей Захарчук[235] протестует против словесной конструкции «человек высокого роста» и требует, чтобы мы заменили ее словами «высокий человек», он хлопочет об экономии речи. «Зачем говорить три слова, если здесь совершенно достаточно двух?»

Казалось бы, в этом случае логика на его стороне.

Ибо кто же не знает, что многословие великий порок, что сила и красота нашей речи в ее лаконизме? Кто не сочувствует знаменитому требованию:

Чтобы словам было тесно,
Мыслям — просторно.