— Хватит ехидничать, пришли, вот дача! — Леонидов махнул рукой на темный дом впереди.
Они перелезли через забор со стороны леса и подошли.
— И что дальше? — спросил Барышев.
— Что? что? замок ломай!
— Бездарность ты, Леонидов, в чужой дом влезть не можешь. Тут легче окно выставить, и печать милицейскую не нарушим, и шума немного произведем.
— Выставляй.
Барышев отправился штурмовать окно.
— Леха, помоги! — гулким шепотом позвал он через несколько минут.
— Чего?
— Шатается, давай надавим вместе посильнее. Раз-два!
— Тише! Сашка услышит! Знаешь, какой у беременных сон чуткий?
— А почему надо от Александры скрывать?
— Потому что она врать не умеет, если спросят, обязательно будет краснеть… Ой!
Окно хряснуло и поддалось: у Барышева была сила маленького бульдозера.
— Серега, а я пролезу?
— Не надо было жрать так много за обедом.
— Ладно, жди тут.
— Быстрее. Фонарик возьми.
Леонидов попал на кухню, где стоял стойкий запах лекарств. Он обошел кухню, заглянул в настороживший его еще в прошлое посещение буфет, потом прошел в комнату, включил компьютер, нашел дискету и скопировал «Смерть на даче». На всякий случай скопировал и другие текстовые файлы, внимательно прошелся по всем папкам, хранящимся на диске «С». Бумаг покойный не любил, во всяком случае, Алексей не нашел ничего интересного ни в тетрадках на столе, ни в его ящиках. Так, несколько писем, обрывки заляпанных едой черновиков, клочки с каракулями. Письма Леонидов прихватил, остальное оставил. Он был уверен, что все ценное, касающееся творчества, Клишин переносил на более прочный носитель, чем бумага. Пару дискет с пометками кривым, словно размазанным почерком Алексей тоже прихватил с собой.
Потом немного подумал и выглянул к Барышеву:
— Серега!
— Ну?
— У меня идея.
— Не надо.
— Надо. Сашка мне рассказывала, что здесь какие-то местные хулиганы по дачам шастают. Ничего ценного не берут, а просто тусуются и ломают все по пьянке. Все равно поймут, что сюда влезали, давай под местных закосим?
— Точно?
— Конечно. Если и будут искать, то не те, кто занимается убийством Клишина, факт, я эту процедуру знаю. Да и кто заявит? Подумаешь, хулиганы! К нам тоже прошлой весной влезали.
— Ладно, тогда давай быстрее.
Леонидов вернулся в дом, учинил небольшой беспорядок: бесшумно перевернул несколько стульев, порвал бумаги, чтобы скрыть пропажу писем, прошелся по кровати, поразбросал вещи и вылез в окно.
— Все.
— Грязные следы остались?
— А что?
— Так на тебе были перчатки. Получится смешно, если отпечатков рук не найдут, а отпечатков ног сколько угодно. Какие-то странные хулиганы получаются, безрукие. Ботинки сожги на всякий случай, надеюсь, они не новые.
— Точно. У меня старые кроссовки в машине есть, а эти по дороге в болотце заброшу, мало ли у кого на этой планете стандартный сорок второй размер.
— Хорошо бы дождь пошел.
— Почему?
— Потому что сорок шестой размер даже на нашей планете не очень-то и стандартный.
— Погоди, сейчас твои следы затопчем.
— Все, хватит, пошли отсюда. В крайнем случае получим за мелкое хулиганство. Дадут условно, учитывая прошлые заслуги.
Той же дорогой друзья пошли обратно к машине. Оглянувшись, Алексей сквозь густые ветви деревьев заметил, что в его доме зажегся свет.
— Черт, Сашка все-таки проснулась.
— Главное, она не видела тебя.
— Тьфу-тьфу. Ты спать-то где будешь?
— На ночном дежурстве. У тебя, конечно, не возвращаться же в такое время к жене — глаза выцарапает.
— Спасибо тебе, Серега.
— Не за что. Ты постоянно в мою жизнь вносишь разнообразие. Только не забудь рассказать, что там с этим писателем. Интересно.
— Погоди, мы еще вместе будем над этими бумагами колдовать, может, и ты чего-нибудь разглядишь, мне личная обида мешает.
— Ну, если там про тебя гадости написаны, я с удовольствием почитаю.
В полной темноте они добрались до машины и не спеша поехали к городу. Леонидов страшно устал, он не представлял себе, как выдержит гонку на работе и еще самостоятельное частное расследование, но пока об этом думать даже сил не было. Он сладко задремал, пока Серега Барышев аккуратно выводил машину на шоссе…
ПАШИНЫ МЫСЛИ
Два следующих дня Алексей просто не мог добраться до записей Павла Клишина: дискета и другие бумаги, изъятые с дачи писателя, лежали дома в столе и за душу не тянули. Оно и понятно: всякое действие происходит только тогда, когда срабатывает катализатор, ускоряющий процесс. Пришел, например, капитан Михин, завел Леонидова — и тот влез к Клишину на дачу. Не проявляли к Алексею в эти два дня никакого интереса бывшие когда-то родными органы внутренних дел — и творения Клишина валялись в пыльном ящике письменного стола. Леонидов уже и пожалел о том, что сдернул Барышева и решился на действия противоправные, хотя и необходимые. Работа навалилась, затянула, оттеснив на время все посторонние мысли и дела. Так было до среды, и Алексею уже начало казаться, будто произошедшие за выходные неприятности только случайный эпизод, не имеющий последствий.