Смыжи

Стены профессорского дома матово переливались: дом приветствовал прохожего, но открытости, свойственной некоторым молодым и дерзким (не будем показывать пальцем) хозяева предпочитали семейный интим. Возможно, изнутри стены были прозрачны, и Милицу видели. Она надеялась на это каждый раз, когда проходила мимо, и представляла, как ей, очень возможно, приветственно махали рукой… или хотя бы провожали взглядом. Случалось ли такое хоть раз – не узнать, но душа надеялась. Походка становилась легкой, от бедра, и невесомой, будто с Земли перенесло на тот самый Марс. В дизайнерском платье и на подиуме, где модельеры представляли новинки, такое, наверное, смотрелось бы здорово, но в купальнике посреди жилого поселка…

Глупо. Смешно. А если, как ей и хотелось, ее провожали взглядом, но делал это совсем не тот, о ком думалось?

Щеки бросило в жар. Почему она не могла ходить просто, без выкрутасов?

На этот раз она прошла обычным шагом, а когда оказалась рядом, на всякий случай сказала:

– Здравствуйте.

В ответ – тишина. Ну и хорошо. Даже здорово. Значит, никто лишний не смотрит.

На берегу Милица достала баллончик, выбрала режим водоступов и прыснула на ступни. Возникшие широкие основания затвердели, и она побежала по блестящей ряби с визгом вырвавшегося на свободу ребенка. Бег по воде – штука непростая, нужно бежать что есть мочи, иначе водоступ погрузится, и пробежке конец – из реки вновь не выскочить, сначала придется плыть к берегу. Для бегуна нет ничего позорнее. Особенно обидно, если на тебя в этот момент смотрят. Даже если не видно, смотрят или нет. Это вдвойне обиднее, потому что кажется, что смотрят именно в моменты неудач.

Все получилось. На другом берегу Милица устало рухнула на траву. Здесь как ни удивительно, змеи не водились. Не сегодня-завтра с ними разберутся и в поселке, а пока надо стараться не обращать внимания, как бы ни был противен вид гадких скользких созданий.

На другом берегу по-прежнему никто не вышел ни на пробежку, ни просто поплавать. Достать, что ли, свернутые на запястье очки, и посмотреть, не случилось ли чего?

Если бы случилось – сработал бы чип. Сигнала не было. Можно расслабиться.

Милица отдышалась и сняла водоступы. Их можно оставить в траве, за несколько минут они растворятся и впитаются в почву, но это некрасиво по отношению к окружающим – любая инородная вещь на природе выглядит мусором. За ней можно послать домашнего робота, чтобы унес и утилизировал в принтере как любой другой мусор, но хождение дроида через реку привлечет лишнее внимание. Идеальное поведение – когда никому не мешаешь и никого не отвлекаешь. Оптимальный вариант – уносить мусор с собой, поэтому водоступы отправились в заплечный карман к баллончику.

И снова кольнуло под ложечку: а где же люди? Многие в поселке начинали день с купания и делали это летом и зимой, в снег и ветер. Поселившись здесь, Милица не стала исключением, она пристрастилась к общему увлечению с первых же дней. Бодрящее плавание в быстром холодном течении ей нравилось, она вместе с другими сначала бегала по реке поперек, как сегодня, или вдоль (далеко вдаль, пока не упадет от усталости), а затем плыла обратно, кивая знакомым лицам, и каждый день ждала, что сегодня к ним, наконец, присоединится Он.

Именно так, с большой буквы.

Милица поняла, что судьба не будет простой, когда в Институт Электроники и Биотехники, где она училась, приехал профессор Зайцев.

В ЦПР требовался психолог-настройщик умных вещей. Милица была звездой курса, лучшим нейропсихологом. Все знали, что Зайцев предпочитал не брать готовых специалистов, а выращивать гениев в коллективе. Так, например, получилось с прямым начальником Милицы Вадимом Геннадьевичем. В общем, анкеты давно просмотрены, выбор сделан, виртуальное собеседование проведено… и Зайцев приехал познакомиться лично.

Великий человек. Восхитил. Смутил. Размазал по чувствам и состояниям. Она влюбилась без памяти. И что же, что в три раза старше? Сейчас не отличишь, кому двадцать, кому сто двадцать. А ему всего шестьдесят, и с каждым годом разница будет казаться все меньше и меньше.

Профессор возраста не скрывал, он носил бороду и старинного кроя рубашки навыпуск, и он был женат. Супруга, Раиса Прохоровна – строгая, неразговорчивая, с буравящим взглядом, который потрошил внутренности и мозги и вытаскивал на свет даже то, что показывать не хотелось. Милица старалась с ней не встречаться. Это было легко – Раиса Прохоровна занимала ответственную должность в правительстве и находилась всегда либо у себя дома, либо в командировках. На работу к мужу она не ходила, по поселку гулять не любила и в речке не купалась, то есть с Милицей нигде не пересекалась. Их сын, почти ровесник Милицы, всего на год старше, после учебы остался в Европе, откуда слал восторженные отзывы, насколько там все не так, как у родителей. Да, Мишка – ее сверстник, и что тут такого? В жизни много чего бывает, и то, что внуки в некоторых семьях старше детей – явление нормальное. Что здесь страшного? Даже сто лет во внешности никак не передаются, спасибо науке.