Соболиные сопки

На ногах становилось трудно удержаться. Григорий, придерживая за рукав своего пожилого товарища, стал продвигаться в сторону школы. Ветер неистовствовал и бросался то в одну, то в другую сторону. Когда он налетал навстречу, приходилось просто стоять, глубоко пригнувшись. А когда порывы менялись на противоположные, путники едва успевали переставлять ноги, так быстро их несло по пустой улице.

Когда школа была уже рядом, порывы ветра вдруг ослабели и прекратились совсем. В воздухе ещё кружился взбудораженный пепел, летала жухлая трава, но… вдруг настала тишина. Такая ужасная тишина, что Григорий услышал, что где-то далеко плачет ребёнок. Подумалось, что это на соседней улице.

Терентий Владиславович, не прощаясь, какой-то семенящей походкой обежал школу и скрылся у себя дома. Где-то вдалеке хлопнула калитка и снова всё стихло.

Пытаясь определить, что с тучей, где пожар, или гроза, Григорий вытягивал шею, оглядываясь во все стороны. Вдруг он услышал свист. Будто паровоз, проносящийся на всех парах мимо маленькой станции, сипло свистит, извещая о том, что он едет дальше, что всё у него хорошо, но остановки не будет. Этот сиплый, надрывный свист исходил откуда-то сверху и всё усиливался, всё близился, нарастал. Вместе с этим небесным звуком снова начал подниматься ветер.

Только ветер теперь уж не метался из стороны в сторону, он просто кружил, образовывая сперва малые завихрения, потом больше, ещё больше. И вот уже огромный хоровод вихря раскручивался, раскручивался, набирал силу, выхватывая пучки соломы из крыши и радуясь этому. Но не проходило и минуты, как и сама крыша отделялась от сарая и, рассыпавшись на мелкие детали, уже плавно кружилась в этом круговороте, взбираясь всё выше и выше. От такой круговерти, от надвинувшейся тучи и прихлынувшего дыма сделалось темно, словно глубоким вечером.

Со свистом, который уже нестерпимо резал слух, налетели густые клубы дыма. Только теперь это был совсем свежий дым, ещё горячий, с мелкими светлячками-искрами. И пепел, что кружился в бешеном вихре, тоже был свежий, только с огня.… Не хотелось в это верить, не хотелось, но пепел был горячий, правда с огня.

Обдавало диким жаром заставляя пригибать голову, обхватывать её руками. Казалось, что жар исходил откуда-то с неба, с высоты. Невольно рождались сами собой нелепые мысли о «каре небесной»… А были ли они уж такими нелепыми?

Когда Григорий увидел, как вспыхнули первые сараи, вспыхнули именно с крыши, он утвердился в своих мыслях, что огонь идёт с неба.

Страшные языки пламени взмывали вверх, подхваченные непрерывным вихрем. Потом эти языки начинали пританцовывать, раскачиваться из стороны в сторону и с лёгкостью дотягивались до соседних построек. И те вспыхивали так же азартно, словно только и ждали этого.

Пальцы правой руки невольно, сами собой сжались в щепоть и Григорий даже ткнул этой щепотью себя в лоб, но тут же вспомнил, что совсем недавно его рекомендовали в члены партии. Стыдливо опустил руку, хоть и не поборол желания перекреститься.

А в следующий миг уже полетел по улице, торопливо торкаясь во все стёкла и громко, во весь голос выкрикивая:

– Спасайтесь!!! Спасайтесь!!! К реке! Бегите к реке!!!

… Огненно-дымные вихри, невиданных размеров, устроили бешеную пляску по всей деревне. Со страшными хлопками, словно лопалось от пробоины огромное автомобильное колесо, вспыхивали навесы, сараи, дома. Вспыхивали сразу целиком, охватывались огнём со всех сторон, моментально вознося к самому небу огромный, невиданной силы факел. Люди, кто успевал выскочить из домов на середину улицы, беспорядочно бежали в разные стороны. Бежали в горящих одеждах, охлопывая себя по голове, стараясь затушить волосы, горящие с треском. Кто-то снова падал и начинал извиваться, корчиться, отползать под какое-то укрытие.

Смотреть на это было ужасно больно. Да никто и не смотрел. Паника и вселенский ужас охватили всю деревню, каждого жителя.

Нелепостью в голове застряла мысль, о том, что не успел всех обойти, чтобы предупредить, кто и какой инструмент должен иметь на случай пожара.

Откуда-то с неба со страшным треском и скрежетом упала горящая крыша, рассыпая, раскидывая во все стороны огромные искры и целые головни, покрытые живым пламенем. Григорий отпрянул в сторону от свалившейся рядом крыши и, прикрывая руками голову, невольно глянул наверх, туда, откуда только что свалился этот огромный факел. Ему показалось, что небо полностью покрыто пламенем, сплошным, огромным языком, который с хохотом и плясками вылизывает землю.