— Да. Конечно. Это ведь президент. Там все строго по часам. Первая леди любит ужинать ровно в шесть вечера в фиолетовой зале. Затем по вторникам они играют в боулинг до девяти, а после девяти посещают вместе бассейн и отправляются в спальню. А в пятницу…
По мере того, как он говорил, я медленно вставала со своего места, чувствуя, как немеют мои ноги.
— Как… вы сказали? Президент?
— Президент, — ответил Глеб с полным ртом.
— Президент чего? — переспросила я. — Корпорации? Фирмы? Как она называется?
Глеб усмехнулся и положил себе еще помидоров. А я поняла, что наконец-то услышу правду и хотя бы что-то узнаю о своем любовнике.
— Невероятно вкусно. Вы прекрасно готовите… А еще прекрасней шутите. Петр Ростиславович — президент нашей страны. Та еще корпорация, надо сказать. Тащить со дна и тащить.
У меня вдруг резко закружилась голова, и я схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. К горлу подступило вино, и мне показалось, что я вот-вот исторгну все содержимое желудка на стол. Мне было очень плохо, как будто я отравилась и у меня резко поднялась температура.
— Президент… вы шутите, да? — переспросила я севшим голосом. — Вы меня разыгрываете! Это он вам сказал так надо мной поиздеваться?
— Шучу? — теперь он казался озадаченным и даже ошарашенным. Он смотрел на меня, как на последнюю идиотку, и его глаза округлились. Он достал свой сотовый, что-то быстро там написал и дал его мне. Медленно, с опаской я протянула руку и взяла мобильный, посмотрела на экран, и все тело стало каменным. Я потеряла чувствительность ног и рук, вросла в пол.
«Президент Петр Ростиславович Батурин вместе с первой леди страны Людмилой Филипповной на открытии металлургического завода в северном городе…»
И я вижу на фото Айсберга. Он смотрит в камеру и сдержанно улыбается одними губами, в его синих глазах арктический холод и непроницаемая толща замерзшего океана, а рядом с ним красивая, утонченная, миниатюрная светловолосая женщина. Она держит его под руку и тоже улыбается. Их лица почему-то вдруг начали таять, размазываться, двоиться и вдруг оба пропали, а вместо них перед глазами стало темно. Как будто резко выключили свет.
У меня случился личный апокалипсис. Когда открыла глаза, надо мной склонилась Виолетта с каким-то ужасно вонючим пузырьком, а Гитлер хлопал меня по щекам. Они выглядели испуганными. Именно испуганными, а не встревоженными моим обмороком.
— Позвонить ему?
— И получить по голове? Сейчас оклемается.
— Может, она…?
— Исключено, я слежу за ее циклом и за приемом гормональных.
Я оттолкнула руку женщины и, вскочив, попятилась назад. Смотрела на них на всех, чувствуя, как задыхаюсь и как все еще немеет мое тело. Перед глазами экран мобильного и лица Айсберга с ней. С его женой… Поднялась на ноги, с опаской глядя на Виолетту, на Гройсмана и на Глеба. Они казались мне не просто ужасными, а гораздо страшнее. Они казались мне пособниками в каком-то чудовищно-мелком преступлении. Покрывателями маленьких грешков своего хозяина. Маленьких и жалких в виде меня. Глотая воздух, и никак не в силах им надышаться, я отступала куда-то к стене, пока не облокотилась на нее спиной.
— Президент…, — тихо сказала я и увидела, как Виолетта быстро посмотрела на Гройсмана, а он на нее, потом они перевели взгляд на Глеба.
В каком-то паническом припадке я схватила пульт от телевизора, включила и начала нервно щелкать по каналам, пока наконец-то не увидела то, что искала… ЕГО. На весь экран на какой-то конференции. Стоит на трибуне, в окружении военных и что-то говорит своим невыносимо красивым голосом. Камера едет по лицам собравшихся в зале, по репортерам и журналистам и снова возвращаются к нему. Я подхожу к телевизору шаг за шагом, пока не останавливаюсь вплотную, глядя на красивое, холодное лицо Петра, который поднял голову и посмотрел пронизывающим взглядом в камеру, прямо на меня. От его недосягаемости, от понимания высоты, на которую я смотрю из своей вечной бездны никчемности, у меня закружилась голова. Между нами не просто бездна, между нами целая Вселенная.
— Сегодня Петр Ростиславович Батурин выступил на пресс-конференции…
Отступила назад, отрицательно качая головой, бросилась к столу, к ноутбуку, который мне дали, когда я только приехала в дом, но которым я так ни разу и не воспользовалась. Открыв крышку, я вдруг в беспомощности поняла, что не знаю, как с ним обращаться. На уроках по информатике у нас был стационарный старый «динозавр», и там все выглядело по-другому, а в доме отчима строго было запрещено трогать любые гаджеты. Подбежала к Глебу, схватила его за руку и потащила к столу.
— Нннайди мне… как это ищут, покажи, куда нажимать. Я хочу видеть, я хочу знать.
— Глеб! Не смей! Выйди! НЕ подходи и не связывайся с ней! Послушай меня! Это не доведет до добра!
Виолетта казалось сейчас сама грохнется в обморок. Ее лицо побледнело и покрылось красными пятнами.
— Она все равно уже знает! Пусть увидит сама! Это разве секрет? Рано или поздно она бы узнала. Только слепой и идиот не видел своего президента в лицо! И… она… Удивительно! Просто удивительно!