Содержательное единство 2001-2006

В деле, которым я занимаюсь, нельзя предаваться длинным лирическим отступлениям. Скажу лишь, что мне не привыкать быть объектом "разоблачительных кампаний" в прессе. В конце 80-х годов мне пришлось достаточно резко рвать отношения с так называемым "реформистским лагерем", заявившим о своей приверженности распаду СССР. Травля, развернутая против меня в те годы, уже не может быть повторена заново, поскольку не достигнет цели. Нет той социальной целомудренности, того доверия к прессе (тем более к прессе "независимой, прогрессивной, реформистской"). Вообще нет возможности сконцентрировать эмоции общества на каком бы то ни было образе – благостном или демоническом.

Причины этой невозможности носят очень глубокий характер, и их подробный анализ увел бы нас от существа дела. Хотя, видимо, такой анализ нужен сегодня обществу ничуть не меньше, чем подробное "выяснение отношений" с маргинализующейся структурой, стремительно идущей путем регресса по своей, так сказать, псевдолевой политической траектории.

Короче – настоящую травлю можно было развернуть только в советском обществе. И только в условиях, когда некто, еще обладая полнотой власти, уже хотел подавить всех, кто пытался воспрепятствовать применению этой власти в однозначно деструктивных целях.

Да и проблему исполнителей нельзя скидывать со счетов. В той травле был задействован другой актив с другими способностями. Там иначе было отточено искусство лжи. Там был другой подход к современности. Там не копировали, не подражали, не заимствовали. Миф творили настоящие специалисты по провокациям.

И еще один фактор. В первый раз такая травля может вызывать острое чувство. Но когда это происходит во второй, третий, четвертый раз, с тупо искаженными перепевами предыдущих провокационных тем, – норма реагирования не может не измениться.

Если во мне и остается какой-то след эмоционального реагирования, то он связан с жалостью к одним и… как бы помягче выразиться… со специфической иронией к другим.

Сначала – о жалости. Это не риторический оборот. Я действительно испытываю искреннюю жалость к тем, кто так надрывно пытается меня разоблачать, копируя гораздо более профессиональные провокационные наезды своих демократических предшественников и двойников.

Эти люди могут быть добровольцами или работать по найму. Стилевые особенности позволяют выявить обе категории исполнителей. Эти люди могут подписывать то, что им подсовывают, или искренне водить пером по бумаге. В любом случае, они пребывают в состоянии глубокого невроза.

На первой фазе невроза такие люди пожимали плечами и говорили, что "вот, сейчас наш Зюганов придет к власти и расправится со злопыхателями". На этой фазе они вообще не реагировали на критику КПРФ. Им так задурили голову, что они, вопреки всему, были убеждены в победе Зюганова, с которым связывали разные надежды, – кто подлинно человеческие, а кто и мелко-карьерные.

Теперь эта фаза позади. Все, кто сейчас подписывается под "антикургиняновскими воззваниями", прекрасно знают, что Зюганов: а) никогда не будет президентом РФ, б) никогда не возглавит парламентского большинства, в) возможно, вообще ничего не возглавит, а если и возглавит, то нечто сугубо карманное и периферийное.

Но когда я обращаюсь к этим людям и спрашиваю: "Люди, вы понимаете, что это так? Вы ведь не можете не понимать, что это так! Тогда давайте разберемся, почему это так! Я вот считаю, что потому-то и потому-то. А вы как думаете?", – то эти люди не отвечают на вопрос. Они начинают – когда ернически-надрывно, а когда и просто истерично, – обсуждать мою личность и мотивы моих высказываний. Что это значит?

Что началась вторая фаза невроза.

Женщина знала, что муж ей изменяет, но думала, что все рассосется, муж отбесится. И с иронической ухмылкой отмахивалась от робких намеков: "Мол, ты гляди, твой Вася-то чего-то… того!" Это была первая фаза. На второй фазе женщина знает наверняка, что дело – швах. И потому громко вопит на каждого, кто ей на это тактично и мягко указывает.

На третьей фазе женщина сломается. Она сама начнет говорить нечто такое, что ее придется останавливать, и убеждать несчастную, что муж не так плох, да и ситуация не такая уж "свинцово мерзостная".

На этом коммунистическое движение в России и кончится. Останутся совсем уж плохонькие и надуманные структуры. Что-то экстремистское с антигосударственным привкусом. Плюс какой-то, уже совсем очевидный, пиаровский "самострок".

Советская история, с ее трагическим размахом и трагическими же ошибками, – будет оскорблена вторично. На этот раз не разнузданной демократической клеветой, а мелкой самопародией. Она и вправду повторится в виде фарса. И этот фарс может лечь страшной оскорбительной тенью на ту трагедию, которую он пародирует.

Можно ли было спасти Советский Союз или нет? Я до сих пор убежден, что можно было. Но даже если нельзя – нужно было, хотя бы, сказать что-то не совсем плоское и банальное в его защиту перед его концом.