Советский Пушкин

Пугачев в представлении Пушкина не так уж, по-видимому, безнадежен, чтобы не понять отвратительность и противоестественность зверств. Пугачев мечтает сесть на трон, как когда-то Лже-Димитрий. Гринев напоминает ему тяжкий конец самозванца. В ответ на это Пугачев рассказывает сказку об орле, который предпочел жить тридцать три года, питаясь горячей кровью, чем триста лет питаться падалью, как ворон, Гринев дает свое гуманистическое толкование проел у ш анной сказке: «Жить убийством и разбоем значит по мне клевать мертвечину». Услышав эту неожиданную сентенцию, Пугачев посмотрел на Гринева «с удивлением и ничего не отвечал».. Значит, Пугачев вовсе не жесток по природе, он только никогда не слыхал на своем веку просвещенного и человеколюбивого слова. Но в этом уже был виноват не он, а его враги, его усмирители.

Пушкин до ужаса четко представлял себе картину жестокостей, чинившихся пугачевцами. Но он обладал достаточно широким и свободным взглядом на вещи, чтобы понимать, что даже эксцессы доведенных до крайности крестьян не причина для того, чтобы относиться к социальным низам не как к людям. Ведь не меньшее, а большее количество зверств чинили дворяне усмирите ли, однако же никто не сомневался в том, что они люди, личности, хотя с последних-то можно было спрашивать много больше, чем с темных людей, всеми средствами защищавших свою жизнь и свободу.

С удивительной психологической и социальной проницательностью показал Пушкин, что жестокость к барам вовсе не признак злой души. В «Дубровском» кузнец Архип поджигает барский дом, в котором ночуют приказные, предварительно закрыв дверь на запор, чтобы они не могли спастись, и, рискуя жизнью лезет на горящую крышу, чтобы спасти кошку. «Чему смеетесь, бесенята? – оборвал любопытствовавших мальчишек, – бога вы не боитесь: божия тварь погибает, а вы сдуру радуетесь! – и поставя лестницу на загоревшуюся кровлю, он полез за кошкою. Она поняла его намерение и с видом торопливой благодарности уцепилась за его рукав. Полуобгорелый кузнец с своей добычей полез вниз».

Савельич из «Капитанской дочки» ничем не напоминает Пугачева. Он раб, довольный своей рабской участью. Он не желает себе другого удела, кроме службы у господ, которым он предан не за страх, а за совесть. Однако, раб этот обрисован Пушкиным как психологически положительный тип, как человек, обладающий оригинальной нравственной физиономией. По нравственным своим качествам’ Савельич выше многих представителей господствовавшего дворянского сословия, личные права которого были обеспечены многими правительственными указами. Вот эта сторона творчества и мировоззрения Пушкина воспринималась царем и его кликой как крамола и бунтовщичество.

Недовольство отношением Пушкина к (мужику принимало иногда анекдотические формы. Так его печатаю упрекали в том, что он назвал дворянских барышень девчонками, а крестьянскую «девку» – девой. Но за анекдотическим выражением скрывалось дворянское классовое чутье, безошибочно чувствовавшее в духе поэзии Пушкина что-то тревожное, неблагонадежное, расходящееся с традиционным дворянским восприятием людских взаимоотношений. Пушкин мог сколько угодно называть пугачевское восстание «гнусным бунтом, коего цель была ниспровержение престола и истребление дворянского рода» («Капитанская дочка»), – он оценивал положение крестьян и проявления крестьянской революционности не так, как это полагалось по официальному. Николай не мог до конца осмыслить, что ему не нравилось в отношении Пушкина к Пугачеву— для этого он не был достаточно тонок, но оно ему не нравилось, и он делал замечания великому поэту. Царь в данном случае выступал только как выразитель общего мнения господствовавшего класса. «В публике очень бранят моего Пугачева, – записывал Пушкин в своем дневнике, – а что хуже, – ее покупают. Уваров (министр народного просвещения. – В. К.) большой подлец. Он кричит о моей книге как о возмутительном сочинении».