Спаситель и сын. Сезон 5

Алиса, я буду бережно хранить твое письмо в бумажнике, который, кстати говоря, надо будет купить.

Я не умею общаться с девушками в духе «кино-попкорн». Я знаю, чего хочу, но это когда-нибудь потом. Поэтому чувствуй себя свободной, ходи куда хочешь с кем хочешь, а если тебе понадобится совет, рассчитывай на меня – я точно его не дам.

То, чего хотел Габен, было у него перед глазами. Он хотел жить вдвоем, в доме, наполненном детьми, животными, смехом и перепалками.

«P. S. Позаботься о Складушке и Домино. Я их люблю, хоть это незаметно».

Он сложил листок – это письмо он передаст Алисе в тот день, когда покинет дом на улице Мюрлен.

Пасха на пляже Де-Салин

Лазарь сидел и смотрел, что делает тетя Эвелина. До пикника с матету оставалось еще два дня, так что крабы пока были живы. Какие-то нескладные: ног с каждой стороны поровну, а клешни разные – одна маленькая, другая здоровущая.

– Дядя Ти-Жо говорил: «Надо, чтобы в большую клешню умещались два пальца, тогда краб годится». – Для наглядности Эвелина схватила одного краба и засунула два пальца в его большую клешню. – А знаешь, как их убивают? – Она взяла острый нож и продолжила объяснение: – Всаживаешь ему нож между глаз: тюк! – и готово!

– Это ужасно! – закричал Лазарь.

Тетушка оказалась садисткой! В ответ Эвелина заливисто рассмеялась и запела, раскачивая бедрами:

С детства в нашем роду
Все едят матуту!

Спаситель и Сын прилетели два дня назад. Эвелина устроила их в своем домике, который стал слишком просторным, после того как разъехались ее дети: Альбер (ему двадцать четыре года) учится в Лионе, Мелисса (ей девятнадцать) отправилась к отцу в Гваделупу. Их комнаты стояли пустые: брат с сестрой на поминки Ти-Жо приезжать не собирались. Альбер сослался на то, что в пасхальные дни билеты на самолет слишком дороги, а Мелисса заявила, что Ти-Жо был тираном и унижал женщин. Эвелина никому об этом не сказала, но очень расстроилась, хоть и скрывала огорчение за всегдашней своей веселостью.

Красивая женщина сорока шести лет, полнотелая, властная, она давно не верила ни в какие сказки, в особенности в сказки про любовь. Чем только ей не пришлось заниматься за свою жизнь: одно время она даже работала в ночном клубе в Фор-де-Франсе – разводила клиентов на шампанское, а сама тайком выливала его в цветочный горшок, так что к утру цветок здорово напивался, а она оставалась трезвой как стеклышко. Потом устроилась официанткой в курортном ресторане в Сент-Анн. А какое-то время даже исполняла антильские танцы.

Эвелина заглянула в гостиную и окликнула Спасителя:

– Как ты, братец?

Спаситель болтался в кресле-качалке и оглядывал комнату: рыболовная сеть, по стенам развешены шляпы из листьев бакуа[50], несколько плетеных кресел и на них когда-то белые, а теперь пожелтевшие подушечки, на полу кокосовая циновка – всей этой красоте было лет двадцать, не меньше, и сохранилась она неважно. Даже вентилятор с натужно вращающимися лопастями будто просился на покой.

– А ты как? – спросил он полным нежности голосом.

Эвелина уселась напротив него.

– Жизнь обошлась со мной не шибко справедливо, но я не жалуюсь.

– Не шибко справедливо?

– После смерти Ти-Жо я много думала, вспоминала. Когда умерла мама, меня отдали дяде, а тебя усыновили Сент-Ивы.

Эти простые слова таили в себе особый смысл. Но в них изначально была неточность, которую Спаситель не преминул исправить:

– Меня тоже, как ты выражаешься, отдали. Первое время меня воспитывала бабушка.

– Недолго.

– До трех лет. А это определяющие годы в формировании…

– Сент-Ивы дожидались, пока можно будет тебя забрать, – перебила его Эвелина, которую не слишком волновало психическое развитие ребенка от нуля до трех лет. – Так и кружили вокруг нашей семьи, дарили тебе игрушки, одежки.

Спаситель перестал раскачиваться в кресле. В тоне сестры что-то больно его задело. Неужели она ему завидует?

– Они тебя купили, – сказала Эвелина.

– Ну-ну…

– Своих детей у них не было. Вот они и купили тебя, – настойчиво повторила она. Усыновление в ее устах превратилось скрытое рабство. – Сначала отобрали у меня маму, потом брата.

У Эвелины была своя версия семейной истории. Ее мать Никез нанялась кухаркой в «Бакуа», ресторан Сент-Ивов. И, чтобы пойти работать, поручила двухлетнюю Эвелину заботам бабушки. Потом Никез умерла в родах, девочку отдали дяде Ти-Жо, и она выросла в бедной хижине среди оравы маленьких оборвышей.

– Тебя мы видели издалека – ты ходил в костюмах, как богатый, у тебя машина, у тебя ресторан…

Спаситель хотел возразить: он был ребенком, у него не было ни машины, ни ресторана! Но Эвелина продолжала: