Сталин, Гитлер и мы

К концу 1952 года Сталин совсем отошел от своих привычных соратников, а Суслова, наоборот, еще больше приблизил к себе. В ходе подготовки к 19-му съезду партии Сталин поручил готовить основной доклад Маленкову, у самого уже не было сил для выступления с трибуны с таким большим докладом. Тогда многие решили, что вождь готовит в преемники именно Маленкова. Но это было не так. Вождь поручил Суслову еще более ответственное дело, чем съездовский доклад. Небольшая бригада под руководством Суслова подготовила несколько вариантов речи Сталина на том съезде, которой тот придавал большое значение, она звучала как завещание, потому над ней и работал Суслов, а не кто-нибудь другой. Вождь любил такого рода намеки.

Понятно, что такое отношение вождя к Суслову было замечено ближайшими соратниками Сталина, они, несомненно, опасались, что Суслов сможет занять партийный трон, который, по их мнению, принадлежал кому-то из старой большевистской гвардии. Более чем показательно, что уже на следующий день после смерти Сталина, Суслов был выведен из членов Президиума ЦК. Он остался просто секретарем ЦК, то есть одним из нескольких. Нет, первым лицом в партии (а значит, и в государстве) Суслов не стал, но сумел вскоре занять в партийном руководстве такую позицию, на которой оказался как бы полномочным представителем уже умершего вождя и постепенно превратился во второе лицо в партийной иерархии, но такое лицо, какого побаивались и не смели пальцем тронуть правившие затем Хрущев и Брежнев. Первый, придя к власти, предложил Суслову возглавить в ЦК всю идеологическую работу и вновь ввел его в состав Президиума ЦК. Брежнев вообще не мог без Суслова обходиться.

В своем качестве некоронованного партийного идеологического царя Суслов окончательно утвердился летом 1957 года, когда старые сталинские соратники попытались свалить Хрущева. Тогда, на июльском Пленуме ЦК Суслов сделал доклад, в котором выступил в защиту Хрущева. Незадолго до этого Суслов лишний раз доказал, что и после Сталина он остался прежним. Осенью 1956 года в Венгрии произошло восстание против нашего засилья в официально независимой стране. Суслов тут же был послан в Будапешт и настоял на вводе наших войск в Венгрию. Восстание было жестоко, в крови, подавлено. Известно, что даже в нашем руководстве имелись разногласия по поводу ввода войск, но Суслов сумел настоять на своем. Точно так же он по-прежнему придерживался самого крайнего мнения в конфликте, который начался еще при жизни Сталина, когда Тито вышел из нашего подчинения. Недаром Хрущев в своих мемуарах пишет: «Особенно возражал против попытки ослабить напряженность между нами и югославами Михаил Суслов. Он настойчиво утверждал, что Югославия перестала быть социалистической страной». Через шесть лет после смерти Сталина Суслов на 21-м съезде партии настойчиво повторял, что «теоретически несостоятельны и практически вредны взгляды ревизионистской руководящей группы Союза коммунистов Югославии». К тому времени суть конфликта между Сталиным и Тито была ясна каждому здравомыслящему человеку, но не Суслову.

Пользуясь своим положением идеологического диктатора, Суслов сумел нанести русской культуре такой вред, какой может быть сопоставим только со сталинским вкладом в ее разрушение. В 60-е годы он становится главным гонителем А. Солженицына, которого, как известно, поначалу поддержал сам Хрущев. Одной из многих жертв Суслова стал большой русский писатель Б. Гроссман, роман которого «Жизнь и судьба» был… арестован в 1961 году. Агентами КГБ были изъяты в разных местах — на квартирах, в редакциях, издательствах, все копии и черновики романа. Писатель добрался до Суслова с просьбой вернуть ему роман. Суслов ответил: «Нет, нет, вернуть нельзя… Об этом романе и не думайте. Может быть, он будет издан через двести — триста лет». Партийный идеолог ошибся, роман издали в 1988 году. Правда, и над этой датой стоит призадуматься, ведь она наступила только через шесть лет после смерти Суслова.

Суслов организовал (как всегда, исподтишка) печально известное посещение Хрущевым выставки художников-новаторов в московском Манеже в 1962 году. Это была одна из многих провокаций в стиле главного идеолога. Хрущев сыграл главную роль в этом трагикомическом фарсе, после которого давление властей на наши культуру еще больше усилилось.

Как известно, Хрущев с годами постепенно отходил от тех позиций, какие занял на 20-м съезде партии, когда приступил к разоблачению культа Сталина. Только-только приступил!.. Понятно, что в отходе от того курса повинен прежде всего сам Хрущев, но Суслов, несомненно, оказывал на него свое повседневное давление. На этот счет можно вспомнить такие строки из воспоминаний Ф. Бурлацкого, работавшего в то время в ЦК партии: