— А тут вам чего надо? У нас тут пролетариат и комсомольцы живут, жиганов нету. — произнёс Ярохин.
— А товарищ Тыжных, случайно не тут? — поинтересовался пришедший.
— Нет не тут, вечером на занятиях будет — отвечал Васька. — А зачем он вам?
— А был тут? Может он ночевал тут сегодня, может, приводил кого? — товарищ Аджания подошёл к Яшке, и вопрос задавал ему. Разговор с Васькой он счёл бесполезным. Сразу было видно — Васька тёртый калач. Сам будет больше спрашивать, чем отвечать.
— Никого он, вроде, не приводил, — зачем-то начал врать Яшка Спортсмен, но врал он плохо, неуверенно.
— Никого значит? — Шалва Семёнович сделал знак и один из милиционеров прошёл в комнату и стал деловито, со знанием дела её осматривать.
— Я не видел, — лепетал Яшка, хотя всё он вчера видел, сидел на товарища Незабудку пялился.
А милиционер не побрезговал, покопался в пепельнице и там, среди самокруток, лежала знатная вещь. Милиционер достал из пепельницы гильзу от дорогой папиросы. Протянул её Шалве Семёновичу.
— О! «Зефиры Кавказа»! — сказал тот и опять заговорил с Яшкой. — А кто из рабфаковцев курит такие нэпманские папиросы, уж не ты ли?
— Я… — начал Яшка.
— Ты? — Удивился Шалва Семёнович.
— Я вообще не курю, я в атлетическую секцию при институте хожу. — пролепетал Яшка.
— Молодец, так значит, отвечай атлет: кого приводил сюда Тыжных?
Яшка морщился и молчал, зато Васька не молчал:
— А чего вам нужно-то, товарищ? Был он тут или нет, приводил он кого или не приводил, вам то, что за дело? Он что, контра? Так нет — не контра, я знаю, я с ним вместе воевал. А раз не контра, тогда зачем он вам?
Отвечать на этот вопрос товарищ Аджания не собирался. Ответом на него был короткий и резкий удар: левой, снизу в печень. Без звука Василий Ярохин рухнул на пол, схватившись за живот. А бывший секретарь, как ни в чём не бывало, повернулся к Спортсмену и спросил:
— Вопрос помнишь? Нет? Напомню. Кого сюда приводил Тыжных.
— Ба-бабу, — заикался Спортсмен.
— Красивую?
— Да. Очень.
— Когда ушли?
— Не знаю, я в пять сюда пришёл, их уже не было.
— Куда направились, не говорили?
— Ехать собирались сегодня. А куда, не говорили. Говорили, что в мягком вагоне. Баба говорила, что только в мягком поедет.
— Заткнись, Яшка, — сипел с пола Василий Ярохин, — заткнись, подкулачник.
Милиционер, в звании старшины, с размаху пнул его в бок сапожищем, так, что было слышно, как рёбра хрустнули. А потом добавил ещё и по затылку сапогом.
Шалва Семёнович на Ваську даже не взглянул. Он схватил Спортсмена за горло, но так, чтобы тот говорить мог, и прошептал:
— Почему только в мягком вагоне? А?
— Она говорила, что не в мягком за восемь дней с ума сойдёт.
— Восемь дней? То есть ехать им восемь дней?
— Да, — кивал Яшка.
— Восемь дней, восемь дней, — повторял Шалва Семёнович, выпуская горло Спортсмена.
«До Симферополя три с половиной дня пути, даже до Тифлиса три, значит поедут на восток, конечно на восток, она к себе в Читу собралась. Что ж, надо будет сообщить нашим товарищам в Чите, чтобы ждали её, и чтобы с мужем её провели серьёзную работу, но прихватить её лучше здесь, на вокзале. Во всяком случае, попытаться перехватить, чтобы не гоняться за нею по все стране. Так, в Сибирь поезда идут с Ярославского вокзала. Ага».
— А как выглядит товарищ Тыжных? Говори. — Приказал он Яшке.
— Рыжий, ниже вас, но тоже крепкий. Конопатый. Носит кожанку, галифе и фуражку. Фронтовик.
Шалва Семёнович несколько раз кивнул задумчиво и произнёс:
— Пошли, — и двинулся к выходу.
— А этих, что, оставим? — Спросил старший милиционер.
Товарищ Аджания остановился на секунду: «Тащить их к себе, для предметного разговора нет времени, да и вряд ли они, могли добавить, что-нибудь интересного, убивать их тоже смысла нет, Тыжных уже здесь не появится, он, видно не дурак, так что предупредить его они не смогут».
Товарищ Аджания махнул рукой, и пошёл к двери, что означало: чёрт с ними, пусть живут.
Милиционеры бодро пошли за ним.
И тогда Яшка кинулся к Василию, стал поднимать его с пола, а Васька злился:
— Что иуда, продал товарища?
— Вася, ну ты ж видел какие они, чисто колчаковцы.
— У, — Васька замахнулся кулаком, — сам ты колчаковец, подкулачник чёртов, дать бы тебе в морду, чтобы сопли — вон!
Но бить не стал. Только поморщился от боли в боку.
Глава 19
В пустом, из-за раннего утра, холле шикарной гостиницы «Метрополь» их не ждали.
— Куда вы, куда? — старый швейцар с бакенбардами и в ливрее кинулся к ним с распростёртыми руками, — вход только для иностранных граждан и интуристов! И делегаций.
— What’s the matter, young man? I go to my room — надменно произнесла Ракель Самуиловна.
— Оно конечно, фрау, — сразу согласился швейцар, — прошу вас, gehen Sie bitte vorbei — и тут же принялся за Свирида. — А вы гражданин, на выход, проследуйте, прошу на выход. И без пререканий.
Говорить по буржуйский товарищ Тыжных не мог, на РабФаке он только начал учить английский, и, остановив Ракель Самуиловну жестом, которая собиралась ему помочь, оперуполномоченный произнёс:
— А ну-ка тихо, дядя, ты тут своими бакенбардами не тряси. Авось не старый режим.