Стальной оратор, дремлющий в кобуре. Что происходило в России в 1917 году

22 февраля в два часа дня императорский поезд отбыл из Царского Села в Ставку. Александр Солженицын, много писавший о Февральской революции, считал отъезд императора в Ставку роковой ошибкой: «В те часы, когда начинали бить хлебные лавки на Петербургской стороне, царь уехал из-под твердого крыла царицы – беззащитным перед самым ответственным решением в своей и российской жизни».

Почему он все-таки уехал? Во-первых, Верховный главнокомандующий должен был утвердить план боевых действий армии. Во-вторых, возможно, он несколько устал от семейных дел. Александра Федоровна его подавляла – и своей любовью, и своей экзальтацией, и истериками, и недомоганиями.

Пройдет всего несколько дней, и поезд Николая II будет метаться по стране. Но его не примут. Нигде. Меньше чем через полтора года этот маршрут закончится расстрелом царской семьи…

Император уехал, и власть словно исчезла. Во всяком случае, исчез страх перед властью. В Петрограде начались беспорядки. И целое столетие историки не могут решить, что это было – хорошо подготовленный заговор или все сметающая на своем пути стихия? В любом случае политический истеблишмент спешил воспользоваться возможностью, чтобы избавиться наконец от нелюбимого императора.

На следующий день, 23 февраля, в столице выстроились длинные очереди за хлебом. Что случилось? Снежные заносы на железных дорогах затрудняли подвоз продовольствия. Мгновенно распространился слух, что хлеб кончается. И сразу вспыхнули волнения. А 23 февраля социал-демократы еще и отмечали Международный день женщины и работницы. Они и вышли на улицы с лозунгом «Дайте хлеба!».

Петроградский градоначальник генерал-лейтенант Сергей Семенович Хабалов, недавний наказной атаман Уральского казачьего войска, информировал горожан: «В последние дни отпуск муки в пекарни и выпечка хлеба в Петрограде производится в том же количестве, что и прежде. Недостатка хлеба в продаже не должно быть. Если в некоторых лавках хлеба иным не хватало, то потому, что многие, опасаясь его недостатка, получали в запас на сухари».

Но никто не верил успокоительным заявлениям власти.

25 февраля на заседание Государственной думы приехал объясняться министр земледелия Александр Александрович Риттих:

– Произошло нечто необычайное: вдруг появились громадные хвосты и страшное требование именно на черный хлеб. Лицо, купившее хлеб в одной лавке, сейчас же становилось в хвост у другой. Всей той нормальной выпечки, которая обыкновенно удовлетворяла все население, не хватило при таких условиях. В населении какое-то беспокойство относительно отсутствия в Петрограде муки, и на этой почве развилась прямо-таки паника. Все старались запасаться хлебом для того, чтобы делать из него сухари. Отчего паника – трудно точно разъяснить, это нечто стихийное, но для нее нет оснований, потому что в Петрограде имеется достаточный запас муки.

Депутаты не желали слушать министра! И не хотели успокоить сограждан. Напротив, решили использовать энергию толпы для того, чтобы свергнуть правительство и самим взять власть. Встал депутат от Саратовской губернии Александр Федорович Керенский:

– Я предлагаю сейчас же проголосовать за ту формулу, которую я вношу в Государственную думу: «Выслушав объяснения министра земледелия и считая их совершенно неудовлетворительными, Государственная дума признает, что дальнейшее пребывание у власти настоящего Совета министров совершенно нетерпимо. Интересы государства требуют создания правительства, подчиненного контролю всего народа. Немедленно населению должны быть гарантированы свобода слова, собраний, организаций и личности. Продовольственное дело должно взять в свои руки само население, свободно организовавшись в обывательские и фабрично-заводские комитеты».

А Николай II в Ставке огорчен еще и тем, что дети заразились корью.

«Мой ангел, любовь моя! – писала ему императрица. – Ну вот – у Ольги и Алексея корь. У Ольги все лицо покрыто сыпью и глаза болят. Алексей лежит в темноте. Только что получили твою телеграмму, что прибыл благополучно – слава Богу. Представляю себе твое ужасное одиночество. Ах, любовь моя, как печально без тебя – как одиноко, как я жажду твоей любви, твоих поцелуев, бесценное сокровище мое, думаю о тебе без конца!»

Читать дневник императора – все равно что смотреть фильм о гибели «Титаника». Люди о чем-то договариваются, строят планы. Но все они обречены. Николая одолевают семейные заботы: «Перед завтраком принесли мне от имени бельгийского короля военный крест. Погода была неприятная – метель. Погулял недолго в садике. Читал и писал. Вчера Ольга и Алексей заболели корью, а сегодня Татьяна последовала их примеру».

В Могилеве император не понимал серьезности положения, а подчиненные предпочитали не огорчать его дурными известиями.