Стать экологичным

В этой книге мы будем часто рассматривать опыт искусства, предлагающий нам образец такого сосуществования, какого экологическая этика и политика желают достичь между людьми и нелюдьми́. Но почему искусство вообще может стать таким образцом?

К концу XVIII века великий философ Иммануил Кант провел различие между вещами и веще-данными, о котором мы уже говорили. Одна из причин, по которой можно сказать, что между ними есть резкое различие, состоит, как доказывал Кант, в красоте, которую он исследовал как определенную форму опыта, то есть как некий момент, когда мы восклицаем: «Ничего себе, как красиво!» (я буду называть это опытом красоты). Дело в том, что красота дает нам фантастический, невозможный доступ к недоступным, ушедшим в себя, не до конца определенным качествам вещей, к их таинственной реальности.

Кант описал красоту как чувство непостижимости — именно по этой причине опыт красоты выходит за пределы понятия. Вы не поедаете картину с изображением яблока; вы не считаете ее хорошей в нравственном смысле; зато картина говорит вам нечто странное о яблоках как таковых. Красота не должна согласовываться с заранее заготовленными понятиями о «милом». Это чувство красоты — оно странное. Оно подобно ощущению, что у тебя есть мысль, когда на самом деле ее нет. В маркетинге пищевой индустрии есть одна категория, возникшая в два последних десятилетия, — ощущение рта (mouthfeel). Довольно мерзкое слово, обозначающее текстуру еды, то, как она взаимодействует с зубами, нёбом и языком. В определенном смысле кантовская красота — это ощущение мысли (thinkfeel). Это ощущение наличия идеи, а поскольку мы сторонники дуализма души и тела — как и Кант, — мы не можем не думать, что тут есть элемент психоза: идеи не должны звучать, так ведь? Но мы постоянно говорим о звуке той или иной идеи: это хорошо звучит. Возможно ли, что в бытовой фразе есть доля истины?

Немецкий философ Мартин Хайдеггер — фигура, ставшая спорной из-за того, что на определенном этапе своей карьеры он был членом нацистской партии. Эта темная туча — и правда позор, потому что многим она мешает отнестись к нему серьезно. Ведь Хайдеггер, нравится нам или нет, написал учебник о том, как следует мыслить в конце XX и в начале XXI века. Надеюсь, что смогу постепенно это доказать, а кроме того, я надеюсь показать, что нацизм Хайдеггера — это большая ошибка, что достаточно очевидно, но главное, что это ошибка и с точки зрения его собственной мысли.

Хайдеггер утверждает, что нет таких вещей, как истина и неистинность, которые были бы строго различены, подобно белому и черному. Вы всегда пребываете в истине. Вы всегда пребываете в каком-то более-менее низком разрешении, в jpeg-версии истины с низким dpi, то есть в какой-то общепринятой, публичной более-менее истине (этот удобный термин Стивена Колберта мы впервые использовали во введении). Я знаю, что аналогия с jpeg работает не вполне надежно. В самом деле, ни одна аналогия не может быть абсолютно надежной. Аналогия истины как чего-то более или менее пикселизированного и сама более или менее пикселизирована.

Красота также более-менее истинна. На самом деле, поскольку я не Кант, я буду говорить, что красота — это не ощущение мысли, а ощущение истины (truthfeel). Если вы хотите использовать термины, которые сегодня применяются учеными, можно сказать, что она истиноподобна. Теперь, если задуматься, станет ясно, что мы подошли к моменту, когда должны признать легкий поворот в нашей аргументации. Мы критиковали фактоиды, поскольку они нас путают, но почему они вообще способны путать? Дело в том, что мы почему-то не распознаем ложные вещи в качестве ложных. Отсюда следует, что нет тонкого или жесткого различия между истинным и ложным. В каком-то странном смысле все истинные утверждения более-менее истинны. Нет строго заданной точки или жесткой границы, на которой более-менее истинное становится на самом деле истинным. Все вещи всегда немного сикось-накось. Мы всегда прокладываем путь наощупь. Какие-то идеи звучат неплохо. Ощущение истины. «И могло бы так статься, что вы живете в эпоху массового вымирания».

Феномен антропоцена

«Антропоцен» — название, которое дали геологическому периоду, в котором созданные человеком материалы образовали в земной коре отдельный слой: так, отдельную, совершенно очевидную страту сформировали всевозможные виды пластика, бетона и нуклеотидов. Сегодня начало антропоцена официально датируется 1945 годом. Это поразительный факт. Можете ли вы вспомнить какой-то другой геологический период, у которого была бы столь же точная дата его начала? И можете ли вы представить себе нечто более жуткое, чем понимание того, что живете в совершенно новом геологическом периоде, отмеченном тем, что люди стали геофизической силой планетарного масштаба?[7]