Степан Разин и его время

Будет неверным осовременивать Разина и приписывать ему понимание того, что религия, атрибуты веры — мощное идеологическое оружие. Восставшие вовсе не отказались от привычного, естественного для тогдашнего русского человека образа жизни и мыслей. Поэтому было бы странно, если бы в их войске не было своего православного духовенства, исполнявшего все необходимые требы и обряды: молебны, исповедание умирающих и отпущение им грехов, поминание умерших по специально составленным «синодикам» и т. д. У повстанческого атамана был даже личный духовник — поп Феодосий, который, как известно, «всякие… Стеньки Разина замыслы ведал». Среди низшего духовенства, стоявшего по своему материальному положению довольно близко к трудящимся массам, нередко встречались церковные служители, которые не только сочувствовали бесправному народу, но и становились на его сторону. Жалуя своих попов, предводитель восставших был беспощаден к тем, кто выступал и проповедовал против него. «А которые де священники его, вора Стеньку, обличали, — зафиксировано в переписке царской администрации, — и тех он одного посадил в воду, а другому велел отсечь руку да ногу». Вместе с тем с авторитетными «отцами церкви» Разин расправиться не спешил. Так, он не только сохранил жизнь злейшему врагу восстания астраханскому митрополиту Иосифу, но и счел необходимым даже попировать у него в гостях. Вряд ли Степан обольщался надеждой обратить старца в свою веру. Скорее он преследовал цель дать пищу слухам о своем единодушии с церковным владыкой всего Нижнего Поволжья. Тот же подход был у Разина к опальному патриарху Никону. Весной 1668 года в келью к низложенному реформатору в Ферапонтовом монастыре явились три донских казака в монашеских одеяниях. От имени Разина они звали Никона идти с собой. «Если захочешь, — говорили они, — мы тебя по-прежнему на патриаршество посадим…» Отказ осторожного Никона последовать в лагерь восставших не помешал разинцам использовать образ гонимого патриарха в своих агитационных целях. Ведь падение главы русской церкви в народе приписывали проискам и интригам тех же изменников-бояр, на которых пошел войной Разин. Имя низверженного Никона, еще недавно вызывавшее всеобщую ненависть, теперь привлекало внимание, а сам он и его участь вызывали широкое сочувствие, ибо массы готовы были поддержать любую оппозицию против феодального государства. Кроме того, бывший патриарх был близок народу своим простым крестьянским происхождением. Пошли слухи, что Никон хотел «черным людям» добра и послаблений, но злые бояре возвели на него неправду и упекли в монастырь.

Все эти толки хорошо были известны повстанческому атаману, и он их не преминул обыграть и обратить в свою пользу: в разинской флотилии наряду со стругом «царевича» плыло и обитое изнутри черным бархатом судно, на котором будто бы находился незаслуженно обиженный Никон.

Такова в общих чертах идеологическая подоплека крестьянской войны, таковы своего рода «пропагандистские рычаги», которые умело и искусно применяли Разин и разинцы, привлекая к себе народные массы. И конечно, эти факторы нельзя недооценивать, ища объяснение тому исполинскому размаху событий, который приняло движение.

Охватив Алатырский, Свияжский и Симбирский уезды, пламя восстания распространилось на запад и северо-запад.