На каком расстоянии от нас они летели, я тогда не мог бы сказать и сейчас не могу. Потому что не знал их размеров. Если с футбольный мяч – совсем близко, если в несколько метров – держались довольно далеко. Точно определить размер было невозможно: никаких дальномеров у нас не имелось, они есть только у артиллеристов, а у летчиков им взяться неоткуда. Ну а до радаров на самолетах было еще как пешком до Луны, деликатно выражаясь, или до Китая раком, если попросту…
(Правда, сейчас я не уверен, что их взял бы радар.)
Одно можно сказать точно – шары идеально держали дистанцию как меж собой, так и меж флагманом и нами. Летели у нас в хвосте, летели, а дистанция нисколечко не менялась. Словно у них там сидели опытные пилоты…
Не знаю, сколько прошло времени, пока мы вот так торчали и таращились на них как баран на новые ворота – отчего-то вопреки иным устоявшимся рефлексам и в голову не пришло посмотреть на часы, засечь время.
– Откуда они взялись? – вопросил я в совершеннейшей растерянности.
– Да как бы из ниоткуда, – так же растерянно ответил стрелок. – Ни черта не подлетали. Взяли вдруг да зажглись, вот на таком вот именно расстоянии. И прилипли, как репей к собачьему хвосту…
И мы снова на них таращились – а они, светясь по-прежнему, не тусклее и не ярче, все так же держали прежнюю дистанцию, словно привязанные невидимыми буксировочными тросами, как планеры. Не издавали ни малейшего шума, и не видно было ничего, похожего на ночные выхлопы авиамоторов (и как я понял впоследствии, и ракетного выхлопа). Просто-напросто светящиеся ярко-розовые шары, ажурно-затейливые, и всё тут…
Моторы работали спокойно, немецких истребителей не было, выхлопные патрубки идущих впереди самолетов были, как обычно, прикрыты пламегасителями, но все же их тусклые огоньки виднелись. Самолет исправно летел в ночном небе, как сто раз до того – а в хвосте у нас, строго соблюдая дистанцию, ими самими установленную, – неотступно, беззвучно, не проявляя ни капли агрессии, не совершая маневров, тащились эти загадочные шары. И я понятия не имел, что они такое, знал одно: ничего подобного раньше не видел, ни о чем подобном от наших – да от кого бы то ни было – в жизни не слышал.
– Командир… – сказал стрелок азартным шепотом. – А если это новое секретное оружие? Немецкое?
У меня у самого мелькнула такая мысль, потому что ничего другого в голову не приходило. Чуть подумал и сказал:
– Не похоже. Будь это оружие, они бы по нам давно влепили, я так думаю…
– А пожалуй что, – согласился он. – Может, дать очередь по переднему? Вдруг он совсем близко и я его достану?
На сей раз я почти не раздумывал, сказал:
– Лучше не стоит, кто их там знает, будет ли им ущерб. А вот они могут чем-нибудь таким шарахнуть…
– Чем? – спросил стрелок.
– А я знаю? – огрызнулся я. – Ничего с ними не известно, так что не вздумай!
– Есть…
И мы опять на них таращились, а они летели за нами как привязанные. Связываться с ребятами было бесполезно – они из нижней турели и носового фонаря все равно не увидели бы эту чудасию. Так что я просто таращился, как и стрелок, молча – а что я мог сделать? Совершенно ничего…
Правда, я посмотрел на часы – ошеломление прошло, и прежние рефлексы напомнили о себе. Получалось, за всё про всё с того момента, как я оказался в башенной турели, прошло всего-то девять минут. А показалось, не меньше часа…
Пора было принимать решение. Минут через десять мы должны были войти в зону действия немецких истребителей, и тут уж следовало ухо держать востро, не отвлекаться ни на что постороннее, пусть даже на непонятные светящиеся шары, журавлиным клином пристроившиеся в хвост. В конце концов, от них пока что не было никакого вреда, а мне, по уму, следовало вернуться на свое место…
Проблема разрешилась сама собой – шары вдруг погасли, разом, все сразу, словно повернули выключатель. Как я ни всматривался в ночное небо, ничего там не заметил – всё как обычно, темнота и яркая россыпь звезд – мы шли километрах на пяти, над облаками.
– Вот так они появились, – сказал стрелок, зачем-то вправо-влево поворачивая ШКАСом. – Р-раз – и зажглись, р-раз – и погасли…
– Ну и черт с ними, – вздохнул я облегченно. – Я пошел. Поглядывай тут, мало ли что…
И так же, скрючившись, вернулся в кабину, уселся в свое кресло за штурвал.
– Что там? – спросил штурман из носового фонаря.
Практически не раздумывая, я ответил:
– Да ни черта. Померещилось что-то Гришке. Беру управление.
– Понял. Передаю управление.
И я взял управление. Ничего не собирался от ребят скрывать – просто время было неподходящее для обстоятельных бесед о чем-то постороннем, пусть даже таком удивительном. Вот-вот должна была начаться работа.