Читаем Степной ужас полностью

Я не крался, конечно, но и не бухал сапожищами, так что они меня услышали, когда я подошел чуть ли не вплотную. Ничуть не встревожились, не всполошились, смотрели на меня совершенно спокойно, разве что с легоньким, совсем даже легоньким удивлением. А я, парень с авантюрной жилкой, спросил совершенно непринужденно:

– Вечер добрый. К огоньку присесть позволите?

– Вечер добрый, – ответил один из парней. – Милости просим.

Без малейшей напряженности ответил – и в карман не полез. Никто из четверых в карман не полез, глядели на меня совершенно спокойно, и никак не похоже, чтобы видели во мне какую бы то ни было для себя угрозу.

Я, конечно, не расслаблялся. Сел и примостил автомат на коленях так, чтобы при необходимости моментально полоснуть очередью в упор. Сел на поваленный, явно непогодой или от старости, осиновый ствол – их там лежало целых два, не спиленных, а сломанных в комле, причем, очень похоже, давненько. На них вся компания и сидела, и мне место нашлось, и еще человек несколько свободно разместилось бы. Меж ними и горел костер. Я сразу определил: зажгли его тут не в первый раз, обширное было кострище.

Но что интересно! Шел я в штаб этой самой дорогой – и на пути туда не видел на опушке ни двух поваленных деревьев, ни большого кострища, а теперь они взялись неведомо откуда…

Были вещи и поинтереснее. Много чего я моментально высмотрел. Понятно, головой не вертел и по сторонам не таращился, но хороший разведчик как раз и должен уметь моментально высмотреть вокруг всё, достойное внимания.

А посмотреть было на что. Диковина на диковине. Музыка, оказалось, доносится из странного большого ящичка – к нему не тянулось никаких проводов, и за прозрачным окошечком вертелись две какие-то катушки. А рядом стояла загадочная печурка: толстый ящичек с присобаченным к нему красным баллончиком. Ровно горел венчик из язычков синеватого пламени – совершенно такие в газовых плитах, видывал, как же, я же не с елки соскочил, в городах бывал, и в больших, – и на нем закипал зеленый эмалированный чайник. Ни такого музыкального ящика, непохожего на патефон, ни такой печурки я в жизни не видел, а вот чайник, наоборот, ни малейшего удивления не вызывал, он был самый обыкновенный, разве что чуточку не такой формы…

Чувствовал я себя легко и непринужденно – совершенно вольно отчего-то. Ну и сказал как ни в чем не бывало:

– Будем знакомы? Алексеем меня зовут.

Они тоже назвались. Совершенно обычные имена – Вадим, Максим, Лена и Катя. Разве что у Вадима на шее под расстегнутой полосатой рубашкой обнаружилась цепочка из желтого металла – как у девчонки. Тогда такие цепочки на шее у парней были совершенно не в моде, появись кто с такой, света белого не видел бы, засмеяли. Но остальные трое держались так, словно это было самым обычным делом.

Все четверо курили – и девчонки тоже. А ведь до войны курящая девушка – явление немыслимое. Приличная, я имею в виду. Считалось, что курят только, назовем вещи своими именами, проститутки и прочие приблатненные шалавы. Однако ни Лена, ни Катя на шалав нисколечко не походили: ничуть не вульгарные на вид, приличные девочки. Разве что в штанах и с цигарками. Цигарки тоже были странные: не привычные папиросы, а сигареты наподобие немецких трофейных, причем у них на конце был цилиндрик, желтый со светлыми крапинками, его брали в рот и очень ловко пускали дым. В жизни таких не видел.

Чайник вскипел, подпрыгнула крышка. Максим повернул какую-то ручку, и синее пламя погасло. Снял крышку, ловко подцепив ее толстым сучком, насыпал заварки из круглой жестяной баночки, опять прикрыл крышкой. Вот это было насквозь знакомо – мы точно так же заваривали чай прямо в чайнике.

Примечательно эти четверо выглядели. С одной стороны, самые что ни на есть обыкновенные парни и девчонки, разве что одеты необычно, и прически странноватые. С другой… Они были какие-то сытенькие, благополучные. В тылу у гражданских лица большей частью подтощалые, а то и изможденные, тыловой гражданский паек – смех один. А эти выглядели так, словно обитали где-то в сытости и благополучии вдалеке от войны, в полном довольстве жили. Очень даже странно. Я не вчера родился и слыхивал, что генеральские детки, вообще дети больших начальников живут не в пример лучше и сытнее своих обычных сверстников – но откуда бы в прифронтовой полосе взялась компания генеральских сынков и дочек? Загадочка… Точнее говоря, загадка на загадке.

Вадим небрежно так спросил:

– Леш, я так понимаю, ты тут на сборах? Поэтому так и вырядили?

Какие, к лешему, сборы, когда война третий год громыхает? И кто это меня «вырядил»? Самая обычная форма, хотя и х/б. Все же не такая замызганная, как это бывает в пехоте – разведчики всегда фасон блюли и вахлаками не ходили.

Я не стал лезть в бутылку. Ответил весьма даже дипломатично:

– Так уж вышло…

Судя по всему, его такие слова полностью удовлетворили. Кивнул:

– Ага. Мы на дороге целую колонну бэтээров обогнали…

Перейти на страницу:

Все книги серии Бушков. Непознанное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза