Суд над танталусом

— Это единственное место на земном шаре, — пояснил Свенсен, где существуют еще сторожа. Конечно, никто не подумает войти сюда без спроса. Но Контроль безопасности настаивает… Откройте! — произнес он громко.

Часть стены отошла. Открылся проход, такой узкий, что им пришлось входить по одному. Вытянув руку в сторону, Барч почувствовал, что она упирается во что-то твердое. Они очутились не прямо под куполом, как он думал, а в коридоре.

— Обработка уже началась, — сказал Свенсен, указывая на пол, усеянный пупырышками с крохотными отверстиями. — На ногах ведь приносится больше всего бактерий.

— А им запрещен и вход?!

— Разумеется. Нелегальный — я имею в виду. И ваш танталус не смог бы проникнуть к нам, даже если бы захотел. Понимаете теперь, почему я так твердо заявляю, что его у нас нет.

— Однако не для того же, чтобы я в этом убедился, вы пригласили меня сюда?

Свенсен промолчал.

Коридор упирался в глухую стену большого корпуса. Минута ожидания — и пупырчатый пол стал медленно опускаться. Когда он остановился, отверстие наверху закрылось глухой шторой. Теперь им предстояло удивительное путешествие.

Свенсен и Барч разделись догола, а одежду сложили в какие-то герметические сундуки. Потом они стали переходить из одного помещения в другое через тамбуры с двойными дверями. Их обрызгивали и обдували, мыли и терли струями растворов разного состава и температуры… Это походило на путешествие сквозь фонтан. Барч, зажмурив глаза, шел за Свенсеном, держась за протянутую руку. После обмываний начался цикл облучений, и они как бы превратились в привидения: шли то в оранжевом, то в голубом, то в зеленом свете, который излучали просвечивающие стены, то в полной темноте.

В одном месте контрольные приборы, следившие за всеми процедурами, выразили какое-то сомнение, и им пришлось повторить заново одну из только что проделанных серий обработки.

Наконец было получено разрешение надеть новенькие комбинезоны. Легкие костюмы висели в герметических шкафчиках с цифрами размеров и роста на дверцах. Глухие, словно для полета на планеты, мелочно-белые комбинезоны оставляли открытыми лишь лицо и руки. Еще один контрольный осмотр — и вот двор тюрьмы.

Свенсен указал на длинный корпус. — Тут гриппы. Все, сколько их ни есть. Сто с чем-то. А этот корпус чумной. Тоже, как видите, не маленький.

— Чистый анахронизм, — поспешил добавить он, заметив, что Барч поежился при слове «чумной». — Один из парадоксов медицины заключается в том, что чума за то время, пока она находится здесь, под замком, так изучена и против нее найдены такие сильные и быстродействующие средства, что вырвись она даже сейчас на свободу, это причинило бы только некоторые лишние хлопоты — и все. Если бы человечество располагало этими средствами прежде, чума считалась бы невинной болезнью, гораздо более безобидной, чем грипп. Я имею в виду обыкновенную чуму, конечно.

— А есть и особые?

— О, в последнее время открыто много видов, которых прежде не знали. Их не различали потому, что они встречались в виде ничтожных примесей к обыкновенной бубонной чуме. В том числе открыта чума, — в голосе Свенсена зазвучал оттенок гордости, — по сравнению с которой все, что знало человечество — ничто. Против нее не действуют сыворотки.

— Я вижу, вы в настоящем восторге от нее. Так, чего доброго, вы станете приветствовать и танталуса?

— А почему бы и нет, — немедленно откликнулся Свенсен. — Вспомните историю с возбудителем возвратного тифа, — сказал он, останавливаясь и придерживая Барча за локоть. — Его уничтожили по приговору медиков. Что произошло дальше? Через десять лет после того, как был убит последний экземпляр, один микробиолог, изучая уже книжные труды, установил, что этот жизнедеятельный организм был чрезвычайно полезен — в соответственно трансформированном виде, конечно, — для многих процессов, которые нужны человеку. Попробуйте, поищите теперь возбудителя возвратного тифа всей Вселенной!

Свенсен сжал с силой, которой трудно было ожидать в человеке столь щуплого телосложения, руку Барча. Тот посмотрел на собеседника. Его предупредили «коньке» знаменитого тюремщика.

— Нет микробов только вредных, — торжественно, словно с кафедры, произнес Свенсен, — как нет микробов только полезна Взгляды на микробов меняют и будут меняться, но микробы все, какие только существуют Земле и других планетах, должны быть под рукой у исследователя. Вот почему тюрьма микробов, или санаторий микробов, называйте, как хотите, я считаю гениальной идеей, надо отдать должное ее автору Карбышеву.

Барч с интересом выслушал эту тираду, хотя слово «одержимый» приходило ему раза два на ум.

— У нас немного бывает посторонних посетителей, — заговорил Свенсен совсем другим тоном. Поэтому каждый, кто проникает за эту стену, становится как бы экскурсантом. Если вы хотите…

— Разумеется, — оживился Барч.

— А именно?

— Чумной корпус, — сказал Барч твердо.

В чумной корпус их пусти без особых церемоний. Видимо считалось, что под куполом никаких микробов уже нет.