Судьба человека

Вот я и попал на службу в полицию. Узнавал про эшелоны с боеприпасами, про солдатские эшелоны. Передавал сведения партизанам. Они те поезда — под откос Помогал освобождать наших людей из тюрьмы. Фамилий их не припомню. Жаль. Теперь бы пригодились…

Так и жили… Начальником гестапо у нас был эсэсовец, унтер-штурмфюрер Вейс. Однажды он вызвал меня и сказал, чтоб я ехал с ним в Западную Украину. Там отряды Сабурова немцам сильно дошкуляли. Товарищ Сергей приказал ехать и там связался с партизанами. Товарищ Сергей — партийный человек. Раз приказал, — значит, нужно. Я и поехал.

В Западной связаться с партизанами не удалось. Делал в одиночку, что мог. Однажды партизана фашисты поймали, допрашивали. Его в каменный подвал посадили. Вечером повесить должны были. А он стонет на холодном полу и все-таки пытается петь «Орленка»; песня есть такая, душевная.

Как сейчас помню: двор там небольшой, мощеный. Подвал — в двухэтажном доме. Я часового хотел бесшумно снять — не вышло. Он от ножа увернулся, винтовку с перепугу бросил и через двор — к воротам комендатуры. Я выстрелил — мимо. Он как раз около дерева пробегал. Второй пулей сшиб его. Засов отодвинул, партизана выпустил. И сам с ним удрал. За нами погнались.

Пришлось убегать в разные стороны. Я спрятался на окраине в сарае. Что делать? Товарища Сергея вспомнил. Вернулся к Вейсу, сказал, что преследовал партизана. Хорошо, что никто меня во дворе не приметил.

Мне удалось узнать у Вейса, что есть особое задание. Один из предателей, Золотоверхий, проник в расположение какого-то небольшого партизанского отряда. Он составил план партизанского лагеря и принес его Вейсу. Гестаповец собирался ехать к начальству с планом. Предстояла операция против партизан.

Я зашел с Вейсом в здание гестапо. На письменном столе унтер-штурмфюрер разложил план. Мне было ясно одно: план нужно уничтожить. Раздумывать было некогда. Перед глазами мельтешил тощий затылок Вейса с жесткими рыжими волосами.

Я убил унтер-штурмфюрера ножом — с первого удара, как обучили гестаповцы. План разорвал и бросил в печку. Надо было удирать. Но ведь остался Золотоверхий. Он может составить новый план, он поведет карательный отряд. Я вышел из кабинета Вейса и сказал часовому, что господин унтер-штурмфюрер просит Золотоверхого зайти к нему. Когда предатель вошел в кабинет, я накинул ему на голову одеяло с кровати Вейса. Она стояла там же, в кабинете. И через одеяло ударил его ножом… — Дубняк помедлил и, словно упрекая себя в чем-то, сказал: — Вот рассказываю вам об этом, и на словах все так просто и легко. Вроде я богатырь какой-то, неустрашимый. А тогда на деле все совсем не так легко получалось. Золотоверхий крепкий, чертяка, был. Если бы не внезапность нападения, не знаю, как бы я справился с ним. И так памятную отметину за ухом ношу.

Сами понимаете, тут уже о дальнейшей службе в полиции и думать не приходилось. В общем, удалось бежать. Пробрался через линию фронта, встретил наши части и остался в саперном батальоне. Когда мы проходили через Полтавщину, я узнал, что товарищ Сергей и его заместитель — единственные люди, знавшие правду обо мне, погибли в бою.

Дубняк невесело улыбнулся и опустил голову. За ухом, плохо заросший волосами, виднелся шрам.

— Как видите, — сказал он, — доказать, кем я был тогда на самом деле, невозможно. Решайте сами — верить мне или нет.

Майор сказал Дубняку, что он может пока быть свободным. На следующий день Семен Игнатьевич выехал в Полтаву.

II

Поезд шел по знакомым плодородным землям. Мелькали кирпичные домики в зелени деревьев, полосатые шлагбаумы.

Земля была укрыта, словно кружевной накидкой, белой кипенью цветущих садов. Белое, зеленое, голубое…

Семен Игнатьевич лежал на верхней полке и смотрел в окно. Радовался весне и думал о судьбе человека, о судьбе Никиты Дубняка, который ждет решения своей участи.

Что-то в лице Дубняка, в его манере говорить пробуждало в майоре сочувствие и одновременно настораживало. Котловский привык не доверять первому впечатлению. Все решают факты, а пока они не голосуют ни за, ни против. Да, собственно говоря, фактов и нет. Где их искать? В лесах, где действовали партизанские отряды, в сейфах ли с пожелтевшими от времени архивами, среди людей? Но где бы они ни были, их надо найти.

Город начался с садов и маленьких белых домиков. Паровоз протяжно загудел у семафора, замедлил ход. Показался вокзал.

Семен Игнатьевич взял свой небольшой «следственный чемодан» и одним из первых вышел на перрон. Сел в такси и поехал в городское управление милиции.

Через несколько часов Котловский убедился, что по крайней мере начало рассказа Дубняка соответствует действительности. Не оставлял сомнения и тот факт, что отряд товарища Сергея существовал, был выслежен и что часть партизан истребили фашисты. Погибли также товарищ Сергей и его заместитель.

В тот же день Котловский прибыл в село, где жил Никита Дубняк.