Судьба дворцового гренадера

- Покорно благодарю, ваше высокоблагородие.

- Поклон тебе князь Иван Сергеевич велел передать.

- Неужто сюда приезжали? Верно, хлопотать снова?

- Нет, я в Москве в отпуску был и его визитировал.

- А что у них от Александра Ивановича?

- Здоров, слава богу. Изредка пишет. А Ринкевича помнишь?

- Александра Ефимовича? Как же, они в нашем эскадроне года три прослужили.

- Ну, так пиши в поминанье.

- Такие молодые? - ахнул Иванов. - Болезнь какая аль в бою? Они будто на Кавказ переведены были.

- Без боя, от лихорадки сгорел в высоком чине прапорщика армейского. На-ка, выпей за упокой его души.

- Покорнейше благодарю, однако не потребляю нисколько, ваше высокоблагородие.

- Ну, так поставь свечку поминальную потолще от нас обоих. Эх, и славный же эскадрон в то время был...

"Вот и еще одного хорошего барина нет, - качал головой Иванов. Конечно, Александр Ефимович не то что мой князь, а всё добряк, никогда кирасира не ударил. И уж точно совсем мало виноват, раз офицером же на Кавказ перевели..."

Съезд окончился, на хорах Большого зала заиграла бальная музыка, и лакеи пошли к своим местам в галерее и у буфетов.

- Что, кавалер, офицера своего жалеешь? - обратился к Иванову тот, что по близкому соседству слышал разговор со штабс-ротмистром. - А я брата родного вчерась заочно отпел.

Написали, что в Туретчине от поноса сгас. А богатырь был, одной рукой пятипудовик вертел. По набору в Павловский полк взяли. Французские войны без царапины прошел, а тут накось:

гвардии фельдфебель брюхом изошеЛ. Хоть бы где в России могилка была, а то наши тамо повоюют да домой уйдут, и никто, мимо идучи, лба не перекрестит, раз кругом одни мухоеданцы кочуют...

Медленно тянется время в пустом по-летнему дворце. Через каждые два часа проходит, проверяя дежурных, рьяный Петух.

Рад хоть один промаршировать по гулким залам в новых эполетах без звездочек: 2 июня командир роты произведен в полковники, а Лаврентьев - в капитаны. Какова щедрая награда строевому рвению! За два неполных года два чина... Прошел, и снова все тихо. Бьются мухи о стекла закрытых окон, гремит за ними город тысячами копыт и колес по мостовым. Особенно безжизненно на Половине покойной царицы Марии Федоровны. Наглухо заперты спальня и будуар, куда убрали все мелочи. Но попрежнему в Голубой гостиной кивают фарфоровые китайцы проходящему гренадеру.

Куда приятней стоять в парадных залах, смотрящих на Неву.

Днем здесь тень, через форточки тянет от реки прохладой, а вечерами заглядывает уже нежаркое солнце. И в окна посмотреть весело - бегут ялики и гребные катера, ползут парусники, а то прошлепает по воде красными колесами, дымя высокой трубой, паровик-пироскаф. Удивительно - без весел и парусов, а ходко бежит. Недавно унтер Михайлов рассказывал, как на таком проехал от Васильевского до Новой деревни. Внизу печка устроена, в которую березовые плахи бросают, а на ней котел с водой кипит и паром железные руки двигает, которые колеса вертят.

Оно поудивительней часов с павлином. И во дворце тоже машину в подвале под аптекой ставят. Это уже на случай пожара. К ней, сказывают, из Невы воду по трубам проведут, которую паровой насос под крышу на чердак гнать станет. А там над Министерским коридором бак огромный деревянный строят, весь свинцом выложен, и оттуда трубы в разные залы протянут, чтобы ежели пожар случится, так не ручными машинами из колодцев на дворах воду качать, а сверху сама текла куда потребуется. Хорошо, если все так выйдет, ну, а как бак или трубы где прохудятся?..

Пробежал по реке паровик, дым его растаял, шум колес затих, и волна, которую развел, изгладилась. Снова на вечернем солнце играет ровная рябь. А на закате взлетят в небо разноцветные ракеты в честь новых побед. То армия генерала Дибича разбила врагов Под Кулевчей, а потом, перевалив Балканские горы, подступила под Константинополь. И на Кавказе Паскевич одерживает победу за победой... Эх, кабы в прошлое лето так-то!..

Может, не посмели бы персы наше посольство тронуть...

В это лето первых трех гренадеров уволили в отставку, и десятку дали отпуска на родину, выписавши подорожные для проезда на почтовых парой, будто чиновникам. Уехал в Ярославль и Варламов, за которого особенно тревожился полковник:

не запил бы по дороге, раз повез все, что скопил в ротном ящике.

Наконец-то рота пополнилась вторым субалтерном, и по выбору Качмарева. Начал он службу также солдатом, но хорошо грамотный и хозяйственный, служил последние годы в кастелянской Аничкова дворца. К огорчению Петуха, прозывался тоже Лаврентьевым, хоть в списках именовался 2-м, раз по чину добрался только до поручика. К тому же не выстаивал против капитана ростом и незначительным лицом. Гренадеры окрестили его Кротом, потому что поместился для службы в полуподвале при цейхгаузе.

Но все равно канцелярских дел у командира и писаря осталось довольно. У многих весьма пожилых молодоженов рождались дети. Требовалось составлять ведомости на особые крестильные деньги - унтерам по сто рублей, гренадерам по пятьдесят. У тех, кто пришел в роту уже семейными, дети подрастали.