Судьба офицера. Книга 1 - Ярость

— От войны на лошадях не ускачешь. И на поезде не убежишь, лекарь. — Когда медик вышел, Уваров протянул руку, ища Оленича: — Где ты? Дай мне свою руку, хочу, чтобы ты прочувствовал сердцем то, что я скажу тебе… Видишь, я уже сед, и мое время кончилось. Началось твое время, младший лейтенант. Почему, ты спросишь, я вдруг к тебе с сокровенным разговором? Сейчас ты для меня — надежда, вера и любовь. Да, да! Я видел, как ты шел от озера — стройный, подтянутый, молодой. И теперь до конца дней ты останешься в моей памяти именно таким. И все, что отныне будет происходить с нами, я буду связывать с тобою. Ты понял меня?

— Да, товарищ комиссар, — тихо отозвался Андрей.

— Запомни этот день, сынок. Мы с тобою никогда не увидимся. Где бы ты ни был, знай, я тебя помню таким, каким ты шел получать партбилет. — Уваров раскрыл полевую сумку и вытащил из нее красную книжечку. — Вручаю тебе партбилет! Береги его, как честь. И всегда помни: надеюсь на тебя, верю тебе.

— Спасибо, товарищ комиссар.

— На тебя перекладываю самый тяжкий, самый страшный груз — войну. Я нес тяжесть гражданской, ты неси бремя этой войны. Это — твое время, сынок.

Вошли военфельдшер и санинструктор, взяли под руки комиссара и увели.

Комбат собрал офицеров.

— Свершилось то, во что мы не хотели верить: война. Враг проломил границу и продвигается в глубь советской территории. Получен приказ: батарею выдвинуть к нефтеперегонному заводу. Пулеметному взводу поставлена задача: форсированным маршем выйти к Днестру, соединиться со стрелковыми подразделениями и занять оборону в районе железнодорожного и автомобильного мостов. И стоять насмерть! Штаб части будет в лесах на левой стороне Днестра, в пяти километрах. Пошлете связного. Все. Младший лейтенант Оленич, задача ясна?

— Задача ясна, товарищ комбат.

Труден был путь пулеметного взвода к Днестру. Почти весь день горстку бойцов преследовали самолеты противника и обстреливали. Ночью их путь освещали зловещие пожарища — горели железнодорожные станции и леса. Но небольшой отряд Оленича пробивался к цели. После полуночи взвод догнал полуроту пехоты, которую вел старшина-пограничник Костров. В дневном бою они потеряли нескольких бойцов, одного командира взвода похоронили, а другого комвзвода несли на носилках. У Оленича были вьючные лошади, раненого посадили в седло, и колонна пошла быстрее. Вскоре впереди забрезжила вода: это был Днестр.

Когда наступил рассвет, командир и бойцы увидели на восточной стороне огромное поле созревающей ржи. Белеющие хлеба, чистые и высокие, стояли не шевелясь — до самого леса, где должны сосредоточиваться остатки частей, оттесненных врагом.

Немцы появились часов в десять утра: колонна мотоциклистов выскочила из-за леса и на большой скорости стала приближаться к мосту. Мотоциклисты в шлемах, с ручными пулеметами на колясках. Вот они, фашисты! Впервые так близко Андрей видел врага. Лиц невозможно было различить, но и безликий враг вызвал в его душе обжигающую вспышку гнева и ненависти.

Несмотря на предельное напряжение, на невольную первоначальную робость, все же подразделения открыли дружный огонь. И когда первые мотоциклы споткнулись, пошли юзом в кюветы и солдаты повалились на шоссе, а их стальные каски покатились по камням, Андрей увидел обнаженные головы и запыленные, искаженные страхом лица, почувствовал уверенность: мы можем их бить!

На дороге показались танки. Они шли спокойно и угрожающе тяжело, и Андрей понял, что наступает решающий момент боя.

Ни гранаты, ни завалы из бревен не остановили: танки с ходу били прямой наводкой по окопам обороны, бронированными лбами раздвинули завалы и пошли под первый мост. И снова испуг прошелся по окопам. Лишь после того, как старшина-пограничник с двумя связками гранат пополз наперерез танкам и подорвал одну за другой две передние машины, бойцы воспрянули духом: можно бороться и с этими чудовищами. Горячее чувство благодарности разлилось в душе Оленича к старшине-пограничнику. «Настоящий солдат!» — восхищенно подумал о Кострове Оленич.

Напряжение боя возрастало с каждой минутой. Все напористее и решительней рвались к мосту гитлеровцы и упорнее становились обороняющиеся. Вражеские танки выползали на насыпь, со скрежетом давили огневые точки обороны. Вышли из строя три пулемета и три четверти личного состава бойцов. Загорелись леса по обе стороны моста, горела во многих местах высокая рожь, черный дым тянулся до самых предгорий. Солнце уже клонилось к западу, облака налились красным светом, словно отражали огонь ржаного поля.

— Товарищ командир, — обратился старшина к Оленичу, — попробуем вывести людей через поле.

Лежащий рядом сержант покачал головой:

— Нам не пройти по горящему хлебу — задохнемся и сгорим.

— Сколько осталось бойцов? — спросил Оленич.

— Двенадцать. Да семеро тяжело раненых. Мы их не вынесем, — горько сказал сержант.

— Но и не бросим, — твердо произнес старшина, и Оленич увидел, как посуровели глаза Кострова. — Как прикажете, товарищ командир?